Я тебя не люблю

– И почему она называет тебя мужем? Ведь ты уже с ней развелся? Сегодня ночью мне приснилось, что она умерла…

– Нина говорила что-нибудь еще?

– Говорила… говорила, что ты очень любишь борщ…

Да, мне надо было поговорить с Ниной. Но что я мог сказать? Что у меня мозг отключается во время секса с новой женщиной? Я развелся с Ниной ещё в начале отношений с Ольгой. Я убедил жену сделать это быстро и по взаимному согласию. Через две недели после развода, в пятницу тринадцатого, Нину сбила машина. Она отделалась минимальными последствиями – сломанной челюстью и сотрясением мозга. Могло быть хуже. Я это знаю по роду своей профессиональной деятельности. Мне было жалко Нину, у меня защемило сердце. И я рассказал Ольге. К этой новости, а может, к моей жалости она отнеслась с нескрываемым раздражением:

– Ну и живи со своей Ниной по жалости. Зато она тебе ребенка не родит.

Я был не рад, что затеял этот разговор. Пришлось оправдываться.

А Ольга продолжала:

– А меня тебе не жалко?

– Нет, не жалко. Потому что тебя я люблю.

– А если я беременна?

Великолепный женский вопрос! Тут бы мне и сказать ей: «Ну тогда я женюсь на тебе». В таких случаях полагается, о беременности женщины говорят всегда с этой целью. Не сказал.

Странно, но буквально недавно Ольга вместе со своей матерью пожалели Нину: «В таком возрасте остаться одной…». Их женская солидарность выглядела как упрек мне, но была уместна. Мне в сочувствии уже было отказано. Я понял, что всякое упоминание, любое общение и, боже упаси, жалость к Нине подлежат исключению из моей жизни и эмоционального набора моих чувств. Желание Ольги быть у меня единственной оригинальностью не отличалось. А до решения развестись я предложил Ольге не встречаться. Временно.

– Надо прекратить заниматься сексом, а то это не очень честно, я неуютно себя чувствую. Давай объявим мораторий на встречи до окончательного развода.

Оля как-то даже одобрительно отнеслась к моим словам, что для меня было неожиданно:

– Да, конечно, меня и сестра уже спрашивала: «А замуж он тебе еще не предлагал?» Я сказала ей, что тебе сначала развестись надо…

Перерыва в сексе Ольге хватило всего на три дня: «Давай нарушать мораторий».

Её нетерпение, несмотря на короткую фразу, даже в телефоне выглядело таким обещающе-соблазнительным, что ни о каком отказе не могло быть и речи. Я согласился, и эта была моя следующая ошибка. Расплаты за неё мне долго ждать не пришлось. Я поплатился на следующий же день, когда был нарушен мораторий. Я и этот день запомнил, как и первый.

…В очередной раз я вез Ольгу на своем новеньком серебристом «Лансере». Мы ехали на работу, каждый на свою. Сегодня, первого сентября, она приходила ко мне в шесть часов утра, мораторий на секс по её просьбе был отменен. Только что узнав об особенностях утреннего мужского желания, Ольга все ещё находилась под впечатлением его последствий и готова была продолжить утреннее свидание теперь уже в машине. Это отвлекало меня от управления, но не настолько, чтобы не контролировать дорогу.

Я легко перестраивался из ряда в ряд, мой «Мицубиси-Лансер» обладал многими достоинствами, в том числе шустрым характером.

– Оля, дорогая, пристегнись. – Я вдруг озаботился её безопасностью.

Ни раньше, ни потом я об этом никогда не думал и никого не просил. Сам я пристегивался. Непристегнутый водитель вызывал недовольство моего автомобиля, и он начинал орать истошным и отвратительным голосом: сигналом, который не отключался. Насколько обезопасен пассажир впереди, «Лансера» не интересовало. Мы быстро двигались за маленьким «Мицубиси-Колт», «пуговкой», как называла такие машины Ольга.

– Я никогда не пристегиваюсь, – попыталась Ольга проявить строптивость, но я настоял.

В тот день моя настойчивость уберегла её от увечий, а может, и сохранила ей жизнь. Потому что уже через минуту мне пришлось резко затормозить перед внезапно вставшим впереди «Колтом». И тут же я получил оглушительный удар сзади. От этого удара я припечатал «Колт» так, что мой «Лансер» в одно мгновение превратился из красивого спортивного авто в русскую гармошку в сжатой её фазе. В повисшей паузе мы пробыли секунд тридцать. Оля, великолепная моя Оля, сидела молча, бледная как мел. Я увидел у неё на локтях два одинаковых и аккуратных синяка – результат удара ее рук о спинку сиденья.

– Ты в порядке?

– Я очень испугалась, – ответила Ольга, и её самообладанию можно было позавидовать.

На её лице я не увидел ни малейшего страха, у неё не дрогнул ни один мускул, а голос был такой же, как всегда, ровный и спокойный. Вскоре подъехала ее сестра, Ольга уехала с ней, а я остался возле своего искореженного друга. Вот так, к травме ноги я получил в придачу еще и разбитое вдребезги авто. Мордатый страховщик все время твердил мне про какие-то «остатки». Он ловко оценил мою «гармошку», цинично обозвав то, что осталось от «Лансера», «годными остатками».