Я тебя не люблю

Я поймал себя на мысли, что роль любовника устраивает только меня. И хотя в статус жениха и мужа я переходить не торопился, но чувствовал, что таковым уже являюсь. Знаменитый вопрос принца Датского мог звучать и по-другому – жениться или не жениться? Потому что именно этот вопрос стоял и перед ним, и передо мной одинаково, как один из ключевых в наших с ним сюжетах. Мы оба не хотели жениться на своих О. Но вопрос неумолимо надвигался на меня, как ледник на Русскую равнину в Эпоху Великих Оледенений, продвижение которого я пытался всячески затормозить. И чем больше я сопротивлялся, тем ниже опускался градус нашей любви.

Наши отношения становились все более непонятными, за исключением моих отношений с ее сыном. Я был уверен, что буду любить его как родного, смогу воспитать под себя, и никто не скажет, что воспитываю неправильно. Я хотел ребенка, сына, я стал пробовать себя в роли отца, у которого мальчик, и у меня получалось. При мне он начал говорить, я услышал его первые слова.

Мне открылся удивительный мир маленького мальчика. Его звали Станислав. Стас, Стасик – так звала его Ольга, так стал звать его и я. Наблюдая ежедневно свои различия с матерью и подозревая, что здесь что-то не так, мальчишка успокоился, когда нашел совпадения с собой в моем лице. Когда Ольга и Стас гостили у меня, Стас ходил за мной по пятам, внимательно отслеживая все мои посещения по малой нужде. Наверно, ребенок еще недалеко ушел от того первозданного мира, который называют wild word, и потому его позывы возникали всякий раз как по заказу, и были обусловлены моими.

Мой «цёни» (у Стаса это означало «черный»), мой великолепный черный унитаз сослужил мне такую службу в воспитании, которая никогда не сравнится ни с какими кубиками, картинками, книжками. Когда унитаз атаковывался с двух сторон, умываясь фонтанами из двух источников, я чувствовал себя великим педагогом, причем без особых к тому усилий, а воспитательный эффект был в разы больше, чем всякие занимательно-развивающие игры. Какое другое удовольствие в воспитании мальчишки можно сравнить с этой простой взаимной, а главное, естественной демонстрацией самых начальных мужских достоинств!

Оказалось, что я научил его еще кое-чему.

– Стасик мне ноги целует, у тебя научился. Вот глупый, – Ольга сообщила мне об этом с легкой усмешкой, означавшей, что такой «учебе» она была совсем не против.

– Ничего, зато это самая правильная мужская глупость.

Мои уроки гендерной самоидентификации помогли Стасу обрести, а мне удвоить собственную гордость от нашей принадлежности к противоположной от женщин половине человечества. Стас своим быстроразвивающимся мужским умом догадался, что к этой половине не относится не только мать, но и его бабушка, а еще ее соседка-подружка по даче и лестничной площадке. Было забавно видеть, как он с радостью отнес их всех к «девочкам». Я был горд своей ролью, рад успехам и считал Стасика своим продолжением, решив, что это и есть бессмертие, которое я уже приобрел.

Вопреки общепринятому этикету, пусть и дежурному, Ольга ни разу не спросила о моей дочери. Эта тема если и интересовала ее, то с другой, чисто практической стороны.

Я купил дочери велосипед и не смог соврать Ольге, сколько он стоит. Ольга нервно дернулась, но в комментариях была сдержанна:

– Ну и избалована же она у тебя.

В начале знакомства недостаточность денег еще не является определяющей причиной для женских упреков. Поначалу они замаскированы под какие-нибудь «неправильное воспитание», «баловство», «потакание детскому эгоизму» и все в этом роде.

      Я опешил. Внимательно смотрел на неё и молчал. Что в этом, пока еще небольшом ее эмоциональном недовольстве потом проявит себя со всей силой женской непримиримости?

Ольга быстро справилась с собой:

– Извини. Просто я очень ревную тебя к твоей семье.

Больше про дочку я не упоминал. Как потом оказалось, эта тема еще не была исчерпана. Это может показаться странным, но я обрывал себя всякий раз, чуть только мне хотелось поделиться своим родительским опытом. И отношения катились дальше, и казалось, линия их была вполне нарастающей, но вместе с этой нарастающей линией нарастала и другая.

Мужчине легче согласиться выглядеть трусом в глазах женщины, чем озвучить истинную причину отказа от будущего с ней. Я понимал, что с ней придется расстаться, но я не мог и не хотел. Если быть честным, то сначала я мог, но не хотел, потом уже хотел, но не мог. Колебания моего внутреннего маятника не могли не отразиться на моем поведении и остаться незамеченными для Ольги, она считывала их одно за другим – раньше, чем я сам их мог осознать. У Ольги это называлось «ни два, ни полтора». Известное выражение, но только у нее оно звучало убедительнее всего.

– Что там у тебя с женой? Похоже, ты подаешь ей надежды.

– С чего ты взяла?

– Сегодня получила послание от неё: «Оля, отлипни от моего мужа. Найди себе молодого и по любви». Реши с ней как-нибудь.

– Мне её что – убить?

Ольга помолчала, сделав минутную паузу.