Я тебя не люблю

В возвращенной цитате она заменила в конце только фамилию автора, поставив мою – «…мистер такой-то». Тогда еще я не успел испугаться. Но и терять ее не хотелось. Уж очень приятные ощущения у меня остались после нашей встречи.

«Ты же не будешь ухаживать за мной эти несколько дней?» – спросил я её, стараясь быть максимально логичным.

«Нет, конечно», – ответила она и первой закончила разговор.

Через двадцать минут послал ей ответ:

«От женщин, с которыми бывает такой обалденный секс в первую же встречу, не отказываются».

Её молчание затянулось, но что-то мне подсказывало, что попал в точку. Так и есть, на следующий день я получил её прощение:

«Все хорошо. Я не могу долго злиться».

В этом ее признании уже тогда было что-то, что говорило – эта женщина вошла в мою жизнь навсегда, так просто я с ней не расстанусь. Первый ее взбрык я выдержал легко. И наивно думал, как спокойно я выправил ситуацию. Тогда я ошибся с ней во второй раз…

Ольга – так звали мою новую женщину, обладала удивительной способностью вспыхивать как порох, так же ярко, но недолго гореть и тут же гаснуть. Она ругалась или ругала меня так, что я замирал и ничего не мог сказать в ответ. Ругать меня у неё получалось исключительно корректно. Нецензурные слова в ее лексиконе отсутствовали, казалось, что она не знает об их существовании. Ругалась она хотя и гневно, но не зло, никогда не используя оскорбления. За исключением наших последних встреч. И даже тогда более крутого оскорбления, чем «сволочь», я от нее не удостоился, хотя вполне заслуживал.

Я не сразу понял, почему так веду себя с ней. Мы были как два известных антагониста – кролик и удав. Кроликом, разумеется, был я. Дошло потом. Просто когда она ругала и отчитывала меня за какие-нибудь промахи, а промахов у мужчины перед женщиной всегда хватает, она мне ужасно нравилась, и я желал ее всем своим телом и каждым мускулом. В такие минуты она была необычайно притягательна! Я обнаружил в себе, что после таких её вспышек никакой досады или негатива у меня не оставалось.

Как известно, количество переходит в качество. Это качество наступило месяца через два, когда в один из ее всплесков я все-таки вздрогнул. Я опоздал на встречу, и тогда она меня здорово напугала.

– Мне не нравится, что я ругаюсь с тобой, раньше у меня такого никогда не было, – сказала она.

– Мне это очень не нравится, – еще раз повторила Ольга. – Наверное, нам придется расстаться…

Ольга впервые произнесла это отвратительное слово «расстаться». Как оказалось, эта тема была у неё любимой. Моя подружка жонглировала ею так, как это делает высококлассный жонглер, подкидывая вверх боевые гранаты, у одной из которых выдернута чека, успевая в последнюю секунду именно эту, без чеки, отбросить в сторону. Взрыв происходит, но без ущерба для жизни. Остается только переведенный вздох и судорожно проглоченная слюна.

Чего было больше в этом ее «расстаться» – манипуляций или сомнений относительно отношений со мной, мне осталось непонятным. Скорее всего, было и то, и другое. А может, с помощью простых женских манипуляций Ольга как раз и проверяла эти свои сомнения? Так или иначе, но я испугался. Я почувствовал страх. Это был мой второй страх в жизни, связанный с женщиной. Я сказал: «Стоп, ты что-то делаешь не то и не так, если твоя женщина на тебя кричит…» Пообещал себе больше не провоцировать ее на крик. И тысячу раз это обещание нарушил. Какое-то особое удовольствие, неизвестное мне ранее или глубоко забытое, я стал получать от такого поведения своей новой пассии…

«Надо покопаться в детстве…» – умно решил я и, погрузившись в детские воспоминания, выудил оттуда то, что написано во всех занимательных книжках по психологии и, само собой, у дедушки Фрейда. В результате глубокого проникновения в своё далекое детство я дошел до сути. Все воспоминания сошлись на одном человеке – на моей матери. Так случилось, что меня разлучили с ней в шесть лет, а через год я понял, что мать я больше не увижу.

Моя мать, так же как и Ольга, часто неожиданно вспыхивала и тут же успокаивалась, изливая на меня всю свою женскую и материнскую страсть. В этом они были схожи. С той лишь разницей, что мать свой воспитательный гнев почти всегда подкрепляла физическими методами воздействия. Сестра отца рассказала, как однажды от матушки мне досталось поленом. Что ж, матери по-разному успокаивают своих детей. Тетка говорила, что я спрятался под кровать и не вылезал оттуда весь день, не поддаваясь ни на какие уговоры, а выполз, только когда с работы пришел отец. По причине полуторагодовалого возраста данный «воспитательный» эпизод в моей памяти зафиксирован не был. А вот полотенце уже запомнилось.