‒ Ничего не понимаю, ‒ Варя старательно замотала головой. ‒ Какое ты-то имеешь отношение?
‒ Это всё Герман подстроил, ‒ призналась Саша, но подруга опять не поняла, переспросила ещё более удивлённо:
‒ Герман? Зачем? Что я ему сделала?
‒ Не ты. Я.
Варя застыла, напряжённо обдумывая услышанное.
‒ А-а-а, ‒ протянула с понимание, потом забормотала, до конца не договаривая фразы: ‒ То есть, это он так… Типа, чтобы ты… Но… ‒ И под конец вскинула голову, растерянно развела руками: ‒ Я даже не знаю, что сказать. Честно, не знаю.
Отставила пульверизатор, и, не глядя на Сашу, тихонько прошла мимо, скрылась на кухне. И что сказать, она наверняка прекрасно знала, просто не хотела, потому что считала, будет не-подружески возмущённо заявить: «А какое отношение ко всему этому имею лично я? Почему меня в это впутали? Отчего я должна страдать, когда абсолютно ни при чём?» Хотя имела права на подобное возмущение. Ещё как имела. Саша всё понимала, кроме одного. Ей-то что делать? Как поступить?
Может, даже несмотря на то, что осталось только сдать сессию, бросить учёбу, уехать домой. Не покатит же Герман следом. Ведь для него это всего лишь игра ‒ так к чему неоправданная напряжность усилий? Легче плюнуть и забыть.
А если нет? Если он воспримет это как новый вызов, как повод надавить ещё сильнее. Даже когда Костя и Варя окажутся от неё на далёком расстоянии, это не изменит Сашины чувства к ним. А если Герман доберётся и до родителей? Глупо же, бессмысленно, но где гарантии, что и для него так же.
Ну почему, почему именно она попала в подобную переделку? В ней же ничего особенного, она ‒ никто. Зачем ему такая?
Но в принципе ‒ она ведь и правда никто. Так почему бы не смириться, не принять условия, пережить? И не такое переживают. Да и вряд ли Герман станет держать её возле себя долго. Заполучит желаемое и наверняка сразу потеряет интерес, выбросит, как Дину. И ладно, и даже хорошо.
Это только когда Костя рядом, когда он убеждает своей непримиримостью, кажется, что есть смысл сопротивляться, а сейчас, когда она опять осталась одна, когда Варя бродит по квартире потерянная и потрясённая, всё видится по-другому. Точнее, не видится, никаких вариантов, кроме одного.
Костя не поймёт, не примет. Он уже и сейчас не принимает, но тоже ‒ ладно, пусть. Главное, останется целым и невредимым. А подходящее прощание, можно считать, уже состоялось. И не случайно Саша сжимает в руке мобильник. Не просто намёк свыше, кажется, она давно уже решила.
Последний звонок ‒ входящий от Кости, а предпоследний ‒ он самый, исходящий, от неё к Герману. И сейчас будет такой же.
‒ Саша?
‒ Да. Я…
‒ Давай лучше не по телефону. И не сейчас. Завтра утром. Ты же по субботам не учишься? Подъезжай.
‒ Куда?
‒ Ну, давай в клуб.
‒ Какой клуб?
‒ Тот самый. ‒ Герман произнёс знакомое название, уточнил время. ‒ Запомнила?
Саша послушно повторила.
‒ Подойдёшь к служебному входу. Это со двора. Там в такое время точно никого не будет. Спокойно посидим, поболтаем, обсудим. Договорились?
Она стиснула телефон, до боли закусила губу, но всё-таки произнесла:
‒ Да.
Глава 17
Герман нарочно отложил разговор? Чтобы она прониклась, прочувствовала по полной, промаялась всю ночь, снедаемая мыслями. Было бы снотворное, выпила б не задумываясь, чтобы незаметно вырезать из жизни эти несколько часов. Но пришлось прожить их медленно и терпеливо, заставляя себя не думать и раз за разом сдаваясь перед теснящим напором сознания, успокаивая себя наивной надеждой: ну не может подобное происходить всерьёз.
Ведь Герман к ней и чувств никаких не испытывает. Бывает любовь с одержимостью, но тут ‒ какая любовь? Абсолютный ноль. Только принцип.
Но даже если так ‒ зачем ему жена, которая его ненавидит? Зачем? Отношения через силу. Да даже просто секс с тем, кто не хочет.
А он наверняка не зря выбрал такое место для встречи. Ведь можно было опять в машине, но он предпочёл пустой клуб. Там достаточно подсобных помещений, взять хотя бы то, с диваном. Чтобы никто не помешал, даже не подозревал ‒ внутри что-то происходит. А что? Герман сразу захочет убедиться, насколько Саша покорна ему теперь?
Ни насколько!
Да она не сможет ‒ с ним. Никогда. Даже если просто попытаться представить, и то противно. До омерзения, до брезгливых мурашек. Да она лучше… его убьёт.
А что? Тоже вариант.
Ну подумаешь, ударить не смогла. А тут ‒ вдруг сможет. Особенно, если не будет другого выхода. Он ведь, наверное, чтобы отметить удачную сделку и очередную свою победу, и бутылку приготовит. А бутылка, она тяжёлая, стеклянная, твёрдая, а если разбить, острая.
Бред, конечно, но что остаётся. Только самое безумное.
‒ Ты куда? ‒ поинтересовалась Варя утром, когда Саша стала собираться.
‒ Скоро вернусь, ‒ пространно откликнулась она, и подруга просто кивнула, не стала выспрашивать, направилась в ванну.
А Саша почему-то почувствовала разочарование. Хотя всё равно бы не сказала правду.