Я тебя не променяю

‒ Почему сразу «зверушки»? Как раз наоборот. С тобой вот даже поговорить можно, а от большинства не хочется слышать ничего, кроме вскриков и стонов. Им вообще развитая речь ни к чему. Ради очередной такой овцы я бы и заморачиваться не стал. Да ради них обычно и не приходится, они сами прут. Те, что постарше ‒ на качественный секс и харизму, те, что помладше ‒ на бабло. Бегут на свист как собачонки.

Он разглагольствовал увлечённо и вдохновенно, ни капли не стесняясь своих слов. Что это? Очередной способ воздействия? Честно выложить всю свою жизненную философию. А она должна проникнуться, оценить его откровенность? Ещё и почувствовать себя особенной, потому что сам Герман Ланской выделил её из ряда своих тёлок, которых обычно имеет, которых и за людей не считает.

Саша кивнула с нарочитым пониманием.

‒ Животных любите?

‒ А? ‒ Герман посмотрел озадаченно.

Не дошло?

‒ Ну, овцы, собачонки, ‒ перечислила Саша.

Герман улыбнулся.

‒ Нет. Метафоры люблю. Кто ж виноват, что тут именно такие больше всего подходят?

Метафоры! Ну прямо эстет-интеллигент. А она…

Да ведь с самого начала она для него была точно такой же овцой, как и прочие. Цветочки, презенты, пафосные признания, показная страстность ‒ всё та же рассчитанная на дурочек присыпанная фальшивыми блёстками дешёвка.

‒ То есть для вас это просто дело принципа?

‒ Не только принципа. Ты меня реально зацепила.

Ну да, конечно. Чем вот только? Умом, душевной красотой, творческим талантом? И когда Герман всё это успел разглядеть? За три встречи и полтора разговора?

Но Саша и правда не дура. Приготовлен у неё один аргумент, который должен сработать.

‒ А если я на вас в полицию заявлю?

Герман прищурился, будто примерился к её фразе, потом посмотрел с любопытством.

‒ И что скажешь? Что влюблённый мужчина пытается добиться твоего внимания, дарит цветы и подарки, подвозит домой, спасает от пьяных придурков. Считаешь, они таким занимаются?

И столько самоуверенного сарказма было в его словах, что Саша почти мгновенно поверила: её мысль про полицию ‒ полная глупость. Но признавать это совсем не хотелось.

‒ Так ведь наверняка вы и подстроили тех пьяных придурков.

‒ У-у-у! ‒ с деланным уважением протянул Герман. ‒ Этим предположением ты тоже планируешь с полицией поделиться?

‒ Я скажу, что вы преследуете, ‒ заявила Саша с решимостью.

‒ Преследую? ‒ Герман хмыкнул с недоумением. ‒ А разве не ты мне позвонила и попросила о встрече?

Саша уже не задумывалась, просто отчаянно цеплялась за первые приходящие в голову слова.

‒ Моих знакомых. Моего парня. Мою подругу.

‒ А что опять с твоей подругой? ‒ поинтересовался Герман.

‒ Как будто вы не знаете! ‒ сердито воскликнула Саша, а он опять не стал возражать и оправдываться.

‒ А-а… я там точно был?

И как же захотелось вскочить, вцепиться в него, ударить.

Ну почему она не умеет драться? Почему настолько беспомощна, только и может, что бросаться вопросами, уповая на совестливость и порядочность, которых и в помине нет.

‒ Зачем вы их втягиваете? Они-то при чём?

Тем более, Саша понимала, любое её действие может отразиться на других. На тех самых, кто ни при чём. А Герман, словно специально для того, чтобы подтвердить её опасения, невозмутимо заявил:

‒ Так разве это не действенней?

Действенней. Перетерпеть самой гораздо проще и легче, чем смотреть на мучения тех, кто тебе небезразличен, кто близок и дорог и абсолютно не виноват, что подобное случилось именно с тобой.

‒ И что я должна сделать? Чтобы вы оставили всех остальных в покое. Переспать с вами?

‒ Фу, Саша, ‒ поморщился Герман. ‒ По-моему это как-то мелко и несолидно.

‒ А что тогда?

Он вздохнул, выдержал паузу, но при этом ни на мгновенье не спустил с неё цепкого внимательно взгляда, а потом произнёс как прежде вкрадчиво и мягко:

‒ А знаешь, совсем ничего плохого. Ничего унизительно или оскорбительного. Скорее, наоборот. Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.

Сначала Саша подумала, что просто не поняла его слова, ослышалась.

‒ Замуж? ‒ уточнила изумлённо и тут же поймала утвердительный кивок, частично развеявший сомнения, но озадачивший ещё сильнее. ‒ Зачем? Зачем вам это?

‒ А что? ‒ с показательным недоумением откликнулся Герман. ‒ Когда-то же и мне надо жениться. Почему не сейчас? Почему не на тебе? Ты меня более, чем устраиваешь. Красивая, порядочная, талантливая. Не тупая, не истеричка, не стерва, хотя и с характером. Но ‒ приятным характером. Думаю, даже мама тебя одобрит.

Мама одобрит? Он издевается?

‒ Вы серьёзно?

‒ Абсолютно.

Абсолютно серьёзно. Она тоже начинала верить.

Он почувствовал, что Саша готова сдаться, и тут же изменил условия. Придумал на ходу. Чтобы ещё жёстче, чтобы ещё безнадёжней. Решил прогнуть под себя ещё сильнее, до предела, пока не выйдет сломать. И сопротивляться теперь, когда уже показала слабость, не имеет смысла. Герман же убедился, что может добиться желаемого, и теперь тем более не остановится. А ещё он, кажется, догадывался, о чём она размышляла, читал её мысли без труда, словно по книге, и заранее торжествовал. Даже уступил снисходительно: