Алиса смску прислала, и я ответила ей, что все в порядке, что папу выпустят, и что я его сижу жду на улице, что все не так страшно, как мы подумали. Она спросила, привезу ли я его домой, а я просто отключила телефон и стиснула челюсти. Сейчас этот вопрос можно было сравнить с ударом отверткой прямо в сердце. Каждый их вопрос о нем всегда бил сильнее, чем мои собственные страдания и воспоминания. Их слезы, их отчаяние было невозможно выдержать. Я не знаю, кто пишет, кто говорит, что развод — это всего лишь начало новой жизни, и что нужно это объяснять детям. Я не могла. Может потому что я все еще любила их отца… И мне было стыдно за эту любовь, после того что он сделал.
И я не смогла ответить ей честно. Потом солгу, что села зарядка. Это была еще одна причина, по которой я его ненавидела — за мою ложь детям. За грязь, в которой я вывалялась с ног до головы.
Кирилл вышел, когда все фонари уже погасли, и небо стало серым. Я не обернулась, просто услышала шаги и смотрела куда-то вдаль в утреннюю тишину, слегка подрагивая от холода. Муж накинул мне на плечи свою куртку и сел рядом так же молча.
Все вопросы куда-то исчезли. Нет, я хотела спросить. Я кричать хотела и бить его по лицу, по груди, а сама ни звука издать не могу, ни встать, ни пошевелиться. Долго в тишине сидели. Повеяло запахом паленых листьев, город начал оживать. Так странно, у вас внутри все саднит и сердце сжимается в камень, а жизнь продолжается. Люди на работу идут, машины ездят, солнце всходит. И в такие моменты кажется, что ты стоишь на месте, а вокруг меняются декорации, что-то происходит, двигается, а ты окаменела где-то на краю цивилизации. Тебя просто вышвырнуло из всеобщего праздника за стеклянную дверь. Вроде все видишь, а потрогать не можешь.
Поднесла к губам еще одну сигарету, и Кирилл щелкнул возле нее зажигалкой, точно такой же, как и у меня — мы тогда их вместе покупали и друг другу подарили.
— Я вспомнил, — наконец сказал он, а я глаза закрыла и зажмурилась. Пусть молчит. Не хочу, чтоб говорил. Пусть еще рядом со мной вот так посидит. Больше так не будет, я уже знаю. Потом я сама спрошу. Чуточку тишины. Совсем немножко. Вот так возле него в его куртке, втягивая любимый запах и представляя, что мы просто сидим с утра в парке.
— Вчера вспомнил, когда в тот город поехал. Все вспомнил, Женя.
Я молчу, и глаза открывать не хочется. Только сигарету сильнее пальцами сжимаю.
— Да. Ты мне написал об этом.
И снова пауза, а мне так страшно, что он сейчас встанет и уйдет, и в тот же момент понимаю, что встать и уйти, наверное, должна именно я. Ведь меня сюда никто не звал. Мне написали, чтоб в покое оставила, и что ко мне не вернутся.
— Мы дружили все втроем. Я, Мишка и Вовка, — теперь мне его голос чужим показался, каким-то низким, севшим, как будто каждое слово дается с трудом, — со школы дружили. Потом уже вместе дела всякие воротили дурные. По юности и по глупости. Незаконные. Нам тогда и в голову не приходило, что мы можем не быть вместе. Планы строили разные. Нам казалось, что мы братья, и ничто нас не разлучит.
Я видела, как Кирилл срывает стебли сухой травы и швыряет к ногам. Как закуривает следующую сигарету от предыдущей. Нервничает. А я уже не нервничала, я находилась в том самом ступоре, как выгорело все изнутри. Я только жмурилась, когда в груди щемило от страха, что это наша последняя беседа, и от понимания, что так оно и есть.
— У Мишки девушка была… Хорошая девушка. Они долго встречались. Вовка ее тоже любил. В общем, он нас подставил… Мы на мойке машин работали. Крутые тачки выслеживали и сливали адрес куда надо, а машины потом угоняли, нам деньги давали, спустя пару дней. Так, мелочь, но знаешь, когда живешь от зарплаты до зарплаты и работаешь на двух работах, не боишься слегка замарать руки. Вовка как-то сказал Мишке, что тачки самим угонять надо, сказал, денег за них кучу дадут. Говорил, что мы мелкотня-наводчики, а могли бы и по-крупному. Я отговаривал их. Одно дело — адресок подкидывать, а совсем другое — влезть в это по уши. У нас с Мишкой другие планы были. Мы хотели свое дело открыть. Деньги собирали. А Вовка сказал, что такой шанс один на миллион, что надо пробовать. Я отказался, Мишка вроде тоже. Не знаю, как он его уболтал. На дело вместе они пошли, мне ничего не сказали. Жулик тогда уговорил Мишку молчать, потому что я же против, типа потом мне денег дадут, и я сам пойму, как это выгодно. Только не вышло ничего, ублюдки те, что нам платили за наводку, про это узнали и тачку отняли, когда Мишка на ней выехал со двора мойки, окружили на трассе и забрали, а денег не дали. Нас с мойки поперли, кто-то сказал, что Мишку возле машины видел. Тогда еще камер везде, как сейчас, не было. Корчагина отец отмазал. Замял дело с мойкой. Притом доказательств никаких у них не было.