Я тебя отвоюю

— То, что ты сама называешь глупостью, а я — смелостью. То, что ты считаешь слабостью, а я — силой. То, без чего я не жил бы. И больше точно не смогу. Без тебя. Вот такой… Отчаянно сильной. Единственной во всем белом свете. Ты достойна того, чтобы за тебя воевали, Даш. Клали жизни и сердца к твоим ногам. И мое… — Стас коснулся сначала своей груди, а потом пола, зацепив большой палец Дашиной ноги, который она тут же рефлекторно поджала. — Тут. — Сказал, глядя в глаза, потом снова мимолетно улыбнулся, разжал кулак, держал левой рукой, открывал правой медленно… И там, наверное, было очень красивое кольцо, Даша не сомневалась, но не видела — потому что слезы все никак не хотели прекращаться. — Я люблю тебя, Даша. Выходи за меня.

Стас замолк, достал кольцо, поднял девичью руку с колена, в которое Даша незаметно даже для себя впилась, но не спешил надевать. Ждал ответа, смотрел в глаза с улыбкой. Той, в которую Даша влюбилась в детстве… Той, которую так и не смогла разлюбить, как бы ни пыталась. Той, ради которой готова была воевать за него со всем грязным миром. Той, которая теперь принадлежала ей одной.

— Да… — Даша же даже не сказала толком — шепнула… И сама не знала, как поняла, что Стас улыбнулся еще шире, по безымянному пальцу пронеслась щекотка, когда кольцо скользнуло, как влитое… И порядочным невестам, наверное, стоило бы рассмотреть, восхититься, сказать что-то еще, но Даша всхлипнула… Раз, второй, третий, сползла с кровати, тоже на колени, обняла Стаса за шею, уткнулась в ухо и снова зашептала… — Да… Да… Да… — каждый раз на выдохе. Каждый раз через паузу. — Да… Да… Да… — даже в этом особенная.

Ни она не знала, сколько согласий слетело с ее губ, ни Стас. Он помнил только соленый вкус слез и ее шепот, она — его смех и пальцы, сгоняющие влагу с лица. А потом…

Через минуту, а может быть час, они снова вставали с колен вместе. С тех самых пор и на всю жизнь. Встали вдвоем, чтобы больше никогда не падать.

Эпилог

Через восемь лет.

— Мирусь, на ручки или сама пойдешь?

— На луцки…

Даша улыбнулась, наклонилась, отрывая дочь от земли, с трепетом отмечая, как маленькие ладони ухватываются за шею.

Устроила Миру на одном бедре, захлопнула дверь машины, поставила на сигнализацию, развернулась, делая первый шаг в сторону Планерной горы.

— Не болит? — спросила ласково, слыша деловое сопение, а еще чувствуя, как дочь вытягивает одну из прядей из-за ее плеча, начинает легко подергивать, представляя, что плетет маме косичку так же, как Даша плетет ей каждое утро перед садиком.

— Неа, — отвечает, забавно закусив кончик языка от усердия, чем провоцирует еще одну улыбку на лице Даши. Смелая. В кого она только такая? — А папа и Тёма узе там?

— Да, солнышко. Там. Мясо жарят, наверное…

— Или летают… — сказала мечтательно, отпустила волосы, зато вскинула взгляд на небо… Туда, где пока ни одного параплана, но это временно. Потому что ветер… Ветер-то идеальный. То, что нужно для закрытия сезона. — А мозна и я полетаю, ма? — Мира отрывает взгляд от неба, снова смотрит на мать с такой мольбой, что отказать ей — нет никаких сил. Даша тянется своим носом к ее — крохотному. Точь в точь такому же, как у самой…

— Чуть позже обязательно полетаешь, солнышко. Вырастешь немного — и папа тебя всему научит…

Даша улыбнулась, очень надеясь, что тон и надежда, которой звенит ответ, не расстроят ребенка, Мира же вздохнула, кивнула, снова глянула в небо…

— А цуть поззе — это завтла? — и задала вопрос, не улыбнуться еще шире в ответ на который Даша просто не могла.

— Еще чуть позже, но все равно обязательно. Ты пока маленькая совсем…

Мира выслушала, кивнула, вздохнула тяжело, снова взялась за волосы мамы…

— Устала быць маленькой… — шепнула будто действительно уставшим голосом, скорей себе, чем Даше. Она же… Застыла на секунду… В сердце кольнуло, потому что… Себя вспомнила.

— Почему устала? Это ведь хорошо быть маленькой, Мир… Вот вырастешь — я не смогу на руках тебя носить…

— Папа смозет… — ребенок же отмахнулся, продолжая увлеченно крутить волосы. Видимо, всерьез задумывалась о том, чего лишится со взрослением, а что приобретет. А ведь три с половиной года всего. — И Тёма со Стасом длазнить перестанут… — и снова вздохнула, подняла взгляд… Никогда ябедой не была. Даже в таком возрасте уже понимала, что своих не сдают, но раз решила сказать, значит, тревожит.

— За что они тебя дразнят?

— Маленькая… — выдохнула тихо, будто одно слово могло все объяснить. И Даше… Даше оно объяснило. Снова будто одной ногой ступила в детство, в котором… Её Тёма с её Стасом дразнятся… Потому что маленькая…

— Они завидуют просто, солнышко. Поверь, я знаю. Завидуют, что ты позже них в школу пойдешь. Что можешь играть, когда хочешь, что с любимым мишкой спать можешь… Они то нет уже — взрослые слишком… Еще и парни. Представляешь, как не повезло?

Даша говорила, Мира вроде бы улыбалась, но отчего-то не было сомнений, что делает это больше для успокоения мамы, чем действительно верит.