Я тебя получу

— Давай. Может, по мороженому закажем? Ну а что, толстеть так толстеть.

Киваю и улепетываю по направлению указателя WC. Конечно, никакие руки я мыть не собираюсь, просто захотелось… не видеть ее какое-то время.

Меня бесят собственные эмоции, но справиться с ними никак не выходит. Точно чертовщина какая-то!

Заворачиваю по указателю в длинный пустой коридор, как вдруг кто-то хватает меня сзади и, зажав рукой рот, заталкивает за дверь с надписью «Служебное помещение».

Глава 17

Все произошло молниеносно, я даже не успела ничего понять. Какие-то секунды — и вот я уже стою прижатой спиной к стене, а напротив сияет улыбкой рожа Кнута.

— Испугалась? — убирает руку от моего лица, за что тут же получает удар кулаком в ребро.

— Ты совсем умом тронутый?

— Вообще-то, да. Разве ты этого еще не поняла? — улыбка становится еще шире. — Я ненормальный.

Отходит на шаг назад, и я наконец-то могу вздохнуть с облегчением. Убираю за уши волосы, поправляю воротник блузки.

Он стоит напротив и совершенно не выглядит как-то устрашающе. Я бы сказала, что выглядит он вполне даже миролюбиво. Если бы не глаза… взгляд совершенно поехавший. То ли он у него такой сам по себе, то ли он вечно под чем-то.

Смотреть на него не так просто — тебя против воли словно затягивает в прозрачный омут заполненный такими чертями, что прогулка в ад — курорт.

— Чего тебе от меня нужно, Кнут? — вздыхаю и решаюсь-таки посмотреть в его бесовские глаза. — Ни за что не поверю, что все наши встречи простая случайность. Следил за мной?

Он кивает и, привалившись спиной к стене, заталкивает в рот спичку.

— Зачем? Что тебе от меня нужно?

— Мы не договорили вчера.

— Да не о чем нам с тобой говорить! Ты подсунул в мою сумку нож, которым наверняка ранил кого-то в толпе. Если не убил.

— Я говорил тебе — это не мой нож. И ранили им меня.

— Но… как это? Я не понимаю!

— Вчера, когда завязалась драка, я случайно оказался рядом, — ловит мой полный скепсиса взгляд, но продолжает стоять на своем. — Да, случайно. Представь себе, не все зло мира начинается с меня. Так вот, я вписался разнять малолетних придурков, рядом пасся Толстый — у меня с ним старые счеты. Пока перетирали, он достал откуда-то «перо». Я даже не сразу понял, что он меня оцарапал, дошло, когда кто-то заорал: «порезали». Толстый понял, что сейчас стекутся менты, пихнул нож в руки молокососу и съе… кхм, ушел, короче. И все, сопляк крайний. Классика.

— Хочешь сказать, что такой благородный, что решил прийти на выручку незнакомому пацану?

Взгляд напротив стал жестче, как и тон:

— Ты не знаешь, что такое тюрьма, цветочек, а я знаю. И не из рассказов папочки за чашкой чая с бергамотом. Вот такого как этот молокосос там бы с дерьмом сожрали. Посадить бы не посадили, конечно, но по психике знатно проехались. Затаскают. И меня в том числе. А мне светиться в ментовке сейчас никак. Есть на то свои причины.

— Так и знала, что ты о своей драгоценной шкуре в первую очередь позаботился, — попрекаю, но ему будто бы все равно.

— Можешь считать так, — пожимает плечом, — но я не мог спалиться с чужим ножом в кармане. Именно сейчас — не мог. Черт его знает, что на нем еще висит. Да и пацана подставлять… он же этого не делал.

— А этот твой Толстый, выходит, он останется безнаказанным? То есть уже завтра он точно так же может достать нож и порезать любого, кого вздумает?

— Ну, завтра — это вряд ли… Недели три точно не сможет. А там кто знает, может, и вообще.

В ужасе округляю глаза и всеми силами стараюсь не думать, что он имел в виду. А потом смотрю на сбитые костяшки его пальцев и фантазия услужливо дорисовывает картину, как именно этот мифический Толстый понес наказание. Заслуженное, наверное, но все равно…

Разборки, ножи, гоп-слэнг — все это от меня настолько далеко, словно космос. И вот я в гуще событий. В самом эпицентре. Именно в моей сумке лежало вчера холодное оружие.

Если он не врет, то, получается, в какой-то степени он… ну герой, что ли? Не допустил, чтобы пострадал невиновный. А с другой… Голова кругом.

— Если бы был хоть один шанс, что ты попадешь под раздачу, я бы так не поступил, — добавляет он вполне искренне, и я, честно, не знаю, что и думать.

Конечно, я не обязана ему верить и, вероятнее всего, он лжет, но… зачем он выслеживал меня сегодня? Неужели только для того, чтобы убедить в том, что он не совсем конченый? На человека, который оправдывается он совсем не похож. Не тот характер. Хотя много ли я его знаю… Судя по тому, что о нем говорят — исчадие ада во плоти, но общаясь с ним лично — он другой. Да, до чертиков мутный, но совсем не такой безжалостный ублюдок.

Какой же он настоящий? Может, вот это все сейчас — игра? А может, слухи чересчур раздуты…

Странно, но хоть я его и побаиваюсь, но ненавидеть… не получается.

— Как твоя рана? — киваю на его бок.

Он приподнимает толстовку, и первое, на что я смотрю — подтянутый пресс, затем выхватываю край непонятной татуировки, убегающей за ремень джинсов и только лишь потом замечаю рану. Действительно небольшую, но оценить объективно я не могу — мешает жар, плотным покрывалом облепивший щеки.