— К закату, — Адриан точно огромный чёрный гриф уселся на памятник сверху, легкомысленно болтая ногами и рассеянно склонив голову набок. — Мы победим, но проиграем. Отмежуемся от грязнокровок, чтобы самим стать грязнокровками. Мы забудем, кто мы есть, и станем такими же, как они, только более невежественными и жестокими, если такое вообще возможно, — он медленно и кровожадно улыбнулся, будто эта мысль доставляла ему какое-то извращённое удовольствие, и неопределённо взмахнул рукой. — Мы будем отделять себя Статутом, но наши дети с вожделением будут смотреть по ту сторону стены и сбегать, чтобы попытаться смешаться с маглами. Что их удержит здесь? Что? Страх? Запугивание? Дра-а-акл, — протянул Адриан, проводя рукой по лицу. — Волшебников не так-то просто запугать. Их можно только
Вопрос повис в воздухе. Он словно продолжал звучать в наступившей тишине. Снейпу нечего было ответить. Ему не было дела до слов и, если совсем уж честно, он всегда предпочитал работу с вещами: когда реставрировал книги, когда варил зелья, когда дрался. Ножка стула казалась Северусу куда более надёжной, чем волшебная палочка, да и била порой гораздо быстрее. Но Адриану он, разумеется, не мог этого сказать. Это было то полукровное, магловское, постыдное, забившееся в дальний уголок сознания, что Снейп нёс в себе и с успехом использовал, но в чём никогда не признался бы. Ни за что.
Нотт, возможно, и был фанатиком, но он был пугающе честен. Из всех, кого знал по организации Северус, он один служил не привилегиям, не богатству или связям, даже не Волдеморту, а
— Так что же мы будем делать?
Он взял на себя больше, чем хотел этим «мы», потому что не знал, насколько далеко был готов зайти. Но произнёс вполне осознанно. Это было своего рода долгом — пусть глупым и почти гриффиндорским. Ведь Северус тоже пришёл в организацию из-за магии и жажды знаний, из-за желания найти свои корни. Всё остальное приложилось уже позже — от зависти, бессилия и мучительного желания быть принятым чистокровками. Но вначале была магия. Он должен был поддержать Нотта — не сделать этого означало расписаться, что он, Снейп, ничуть не лучше того же Малфоя.
Адриан усмехнулся и с деланным безразличием пожал плечами, но от Снейпа не ускользнул довольный блеск его глаз: как бы Нотт ни скрывал, но лояльность ему льстила.
Он выдержал паузу, снова улыбнулся и рывком спрыгнул с памятника:
— Закончим проверку списка. Проведём операцию. Победим врагов. Всё как раньше.
Северус встрепенулся и поднял на него непонимающий взгляд.
— Вопрос лишь в том, что мы сделаем
Забрезжившее было облегчение сменилось новым приступом паники. Всё оказалось ещё хуже, чем можно было предположить: Нотт фактически расписывался в том, что как только борьба за власть закончится, для него начнётся новая — уже с самим Волдемортом. И он говорил об этом. Здесь и сейчас. Признавался посреди магловского городка. Ему, Северусу Снейпу.
Какое-то время он держался. Как будто часть его сознания ещё надеялась, что это глупая шутка или провокация. Северус неопределённо хмыкнул и недоверчиво осклабился:
— Ты... — он развёл руками, словно не в силах охватить всей свалившейся на него информации. — Зачем ты мне этого говоришь? Видишь во мне союзника? Или проверяешь, не побегу ли я к Лорду?! Что...
Он не договорил, просто передёрнул плечами. Снейп хотел отвернуться, но вместо этого снова поднял взгляд на Нотта. Как ему ни хотелось доказать себе, что всё в порядке и он продолжает контролировать ситуацию, это было не так. Он буквально впился взглядом в лицо Адриана, пытаясь разглядеть в нём хоть какую-то подсказку. У него заболели от напряжения глаза, но он так ничего и не увидел: Нотт прекрасно умел скрывать свои чувства — когда хотел, разумеется. Снейп понимал, что был похож в этот момент на побитую собаку, но всё, на что его хватило, — закусить нижнюю губу, чтобы не дрожала. Странным образом, он ощущал себя преданным. Его терзало отчаяние, быстро переросшее в злость, и яростное желание узнать правду.
«Легилименс!»
Он послал мысленный приказ сразу на шестом уровне. Адриан вздрогнул от неожиданности и отступил на шаг. Напор Северуса ударился о глухую стену, холодную и вибрирующую, как сталь.
«Легилименс!»