Мюршид ханаки ответил: «О эмир, душа человека никогда не испытывает удовлетворения, не довольствуется тем, что имеет. Сколь обильно не предавался бы он еде, питию, вожделению, его страсти увеличиваются и натура требует все большего и большего, из этого проистекают все беды и несчастья человека, его чувственность никогда не насытится, поистине безграничны его алчность и похоть. Я учу людей обузданию страстей, чтобы для начала они проявляли умеренность в потреблении пищи. Когда человек меньше ест, он меньше спит, когда он мало ест, меньше испытывает нужду в бренных, мирских вещах и соответственно в меньшей степени он становится жертвой страсти и вожделения. Я говорю людям, что первым шагом в борьбе с собственными страстями является выработка привычки к умеренной еде».
Я сказал: «Хвала тебе, о добрый человек. Я на собственном опыте познал ту истину. Всякий раз желая меньше спать и больше работать, я испытываю меньше желания есть».
Мюршид ханаки продолжал: «Следующим наставлением для людей является необходимость воздерживаться от совершения греха, чтобы их существо не погрязло в нечисти. Ибо каким образом человек себя воспитает, таким же образом он растет и развивается. Чем дальше он держится от греха, тем меньше вероятность того, что он впадет в него. Предавшись же грехам, человек не в состоянии будет жить безгрешно. Я убежден в том, что после умеренности в еде, ключом к спасению является стремление к воздержанию от греха».
Я сказал: «О добрый человек, и это твое высказывание я подтверждаю как истинное. Я сам испытал — всякий кто желает обрести спасение, должен воздерживаться от греховных деяний и мыслей». Затем я спросил, как его зовут. Мюршид ханаки ответил, что имя его Садриддин. Затем я спросил, каким образом он и другие, пребывающие в ханаке, добывают средства к существованию. Он ответил: «Некоторые люди проявляют к нам свою милость и жертвуют ханаке часть своих денег и имущества на богоугодные дела. Благодаря этому мы и другие дервиши в ханаке получаем возможность существовать, наши потребности скромны, мы привыкли жить, довольствуясь малым, не испытывая особой нужды в чем-либо».
Я спросил, чем заняты дервиши в ханаке. Садриддин ответил, что они проводят время в молитвах и поклонении Всевышнему, погружаясь в свой внутренний мир для того, чтобы лучше познать Творца.
Хоть и были Садриддин и другие обитатели ханаки шиитами, я получил удовольствие, ощущая то, как чисты их души и их помыслы. Покидая Ардебиль, я передал четыре деревни из бывших владений султана Ахмада теперь уже после его смерти, принадлежавших мне, в вакуфное владение ханаке, и поскольку те деревни давали приличный доход, я был уверен, что начиная с того дня жизнь обитателей ардебильской ханаки станет намного лучше.
После того как Садриддин и его спутники ушли, я обошел сад, где мы находились, чтобы посмотреть на растущие в нем плоды. К удивлению, я не обнаружил в том саду ни одного плодового дерева. Я спросил, почему в том саду не было посажено ни одного плодового дерева. Мне ответили, что во всем Ардебиле, не только в том саду, нет плодовых деревьев. Будучи в Ардебиле я увидел также две достопримечательности, одной из них был, так называемый камень дождя, находившийся за городом. Жители Ардебиля объяснили мне, что если в сезон дождей, то есть начиная с осени и до весны, тот камень перенести и установить на центральной площади города, то сразу же после этого начинает идти дождь. Всякий раз, когда тот камень уносят за пределы города — дождь прекращается. Во время моего пребывания в Ардебиле (как я упоминал, стояла осень) тот камень несколько раз приносили из-за городской черты и устанавливали на центральной площади и всякий раз сразу же после этого начинал идти дождь, а когда уносили на старое место, дождь прекращался. Я так и не сумел понять причину того явления и горожане не сумели толком объяснить, в чем же заключается удивительное свойство того камня, вызывающего дождь когда его вносили в город и прекращающее дождь всякий раз, когда его уносили за пределы города.
Еще одной достопримечательностью Ардебиля, вызвавшем мое удивление было следующее — в полночь туман-баши Нусрат Алтун, командующий отряда, присланного для содействия султаном Сулейманом, правителем Рума, сообщил, что лагерь его войска подвергся нашествию огромных мышей, вид которых вызывал ужас, он прислал несколько из тех грызунов, чтобы я воочию убедился каковы они на вид. Туман-баши был прав, утверждая насколько ужасно те выглядят — каждая из тех тварей была величиной с доброго котенка.