Рабы привели мне телку, которую, несмотря на свой страх, тайком забрали из хозяйского стада; будто знак предназначения, на лбу у нее была отметина в виде треугольника из темной шерсти.
Я принесла телку в жертву перед самой зарей и пропитала ее кровью землю такого же алого цвета. После этого я без промедления принялась за работу. Обустроила сад со всеми растениями, необходимыми для занятий моим искусством. Чтобы заполучить их, я без страха забиралась в самые дикие и самые отдаленные уголки. Одновременно с этим разбила огород. Вскоре рабы, завершив свой тяжелый дневной труд, стали приходили помогать мне – копать, пропалывать и подкармливать растения. Они проявляли чудеса изобретательности, принося мне семена гомбо и помидор, а также саженец лимонного дерева. Они вскопали достаточно много грядок, чтобы посадить ямс; вскоре я увидела, как подпорки обвивают прожорливые лианы. После того как мне удалось раздобыть нескольких кур и боевого взъерошенного петуха, я оказалась обеспечена всем необходимым.
Мой распорядок дня был прост. Я вставала на рассвете, молилась, спускалась искупаться к реке Ормонд, наскоро ела, посвящая остальное время изысканиям и заботам. В те времена холера и оспа были постоянным бичом плантаций, укладывая в землю работавших там негров и негритянок. Я поняла, как лечить эти болезни. Кроме того, я узнала, как излечивать тропическую гранулему и заживлять все виды ран, которые наши наносят себе изо дня в день. Мне удавалось вернуть на место искромсанную фиолетовую кожу. Скреплять куски костей и латать части тела. Все это, конечно, с помощью моих невидимых, которые если и покидали меня, то ненадолго. Я прекратила гоняться за несбыточными мечтами: делать людей непобедимыми и бессмертными. Я приняла ограниченность человеческой природы.
Возможно, вас это удивит, но в те времена, когда хлыст громко и тяжело хлопал по нашим плечам, мне удавалось наслаждаться этой свободой, этим спокойствием. Дело в том, что у наших земель две стороны. Одна – где проезжают коляски хозяев и лошади их полицейских, вооруженных мушкетами и сопровождаемых яростно лающими собаками. Другая – тайная и загадочная, составленная из паролей, из данных шепотом советов и заговора молчания. На этой стороне я и жила под защитой всеобщего соучастия. Ман Яя заставила густые заросли вырасти вокруг моей хижины; я оказалась будто в укрепленном замке. Неискушенный взгляд различал только нагромождение гуавы, папоротников, деревьев плюмерии и акома; то тут, то там в зелени виднелись фиолетовые цветы гибискуса.
Однажды на пушистом корне папоротника я обнаружила орхидею. Я окрестила ее «Хестер».
14
Прошло несколько недель с тех пор, как я вернулась к себе и зажила, деля время между изысканиями, касающимися растений, и исцелением рабов, когда вдруг обнаружила, что беременна. Беременна!
Сперва я не поверила. Разве я не старая женщина с дряблой грудью, сплющенной вдоль грудной клетки, и толстым животом в складках? И все же мне следовало признать очевидное. То, что не смогла создать любовь моего еврея, заставили расцвести грубые объятия Кристофера. С этим пришлось смириться: ребенок – плод не любви, а случая.
Когда я сообщила Ман Яя и своей матери Абене, они уклонились от того, чтобы высказать свое мнение, ограничившись замечанием:
– Что же, на этот раз ты не сможешь от него избавиться!
– Твоя природа заговорила!
Отнеся их сдержанность на счет нелюбви, которую обе питали к Кристоферу, я теперь заботилась только о себе. А когда минули первые мгновения сомнений и неуверенности, я позволила высокой волне счастья потащить меня, увлечь и захлестнуть с головой. Волне опьянения. Теперь все мои поступки объяснялись той жизнью, которую я носила внутри себя. Я кормила себя свежими фруктами, молоком белой козы, яйцами, снесенными курами, накормленными кукурузными зернами. Я омывала себе глаза в отварах ложечной травы, чтобы обеспечить маленькому человеку хорошее зрение. Мыла волосы кашицей из размолотых семян карапата, чтобы волосы ребенка были черными и блестящими. Подолгу предавалась глубокой дремоте в тени манговых деревьев. Одновременно с этим ребенок сделал меня воинственной. Дочь, в этом я была уверена! Какое будущее познает она? Такое же, как у моих братьев и сестер – рабов, изможденных условиями жизни и тяжелым трудом? Или же будущее, подобное моему – жизнь изгоя, вынужденного прятаться и жить в затворничестве на опушке в глубине зарослей?
Нет, если миру предстоит обрести моего ребенка, ему следует измениться!
Как-то раз я попыталась вернуться к Кристоферу в Фарли Хиллз; не для того, чтобы сообщить о своем состоянии, с которым он бы мне ничем не помог, но чтобы попытаться подтолкнуть его к одному поступку. Мне было известно: теснота нашего Барбадоса обескураживала многих плантаторов, отправлявшихся на поиски более обширных земель, благоприятных для их честолюбивых устремлений. В частности, они устремлялись на Ямайку, которую английские войска недавно вырвали у испанцев.