Я тогда тебя забуду

Коля быстро выскочил с возом, залез на лошадь, догнал меня и, поравнявшись, крикнул:

— Не сиди на навозе, простудишься! Коровий назем холодный. Вот если конский, тот горячий. На нем спать можно за милую душу.

Тронул вставшую лошадь, снова остановился, сказал:

— Залезай на Игреньку. Когда с возом едешь, садись на лошадь. А порожняком — вставай на телегу.

Я сел на лошадь, поехали рядом.

— Во мужики, гадство какое, — сказал Коля, — никогда не помогут, только кричат.

Я согласился, мне было обидно. Вспомнил, как они кричали и гоготали, когда я задел осью за косяк.

— Ты вообще, — учил меня Коля, — когда подъезжаешь к коровнику или к конюшне, лошадь не трогай. Не пугай ее. Она сама знает, как телегу ввезти. Не мешай. Лошадь — умная скотина. Свободно сама в любой хлев с телегой взойдет, не заденет.

Сидя на Игреньке, я ощутил живое тепло, и мне стало приятно. Я ехал и наблюдал, разморившись, как резвится жеребенок. Он то подбегал к матери и тыкался мордочкой в оглоблю, пытаясь дотянуться на ходу до вымени, то убегал, взбрыкивая, и тогда Игренька внимательно следила, прижимая уши и поворачивая голову в его сторону, фыркала и тихонько ржала.

— Ты мотри не усни! — крикнул мне сквозь сон Коля. — Упадешь под воз.

Я встрепенулся, открыл глаза и увидел, что мы подъезжаем к горке. Коля остановил лошадь, сказал мне:

— Если эдак-то поедем, Ефим, наши лошади не взойдут в экую гору. Ты бери ее на вынос. Сразу бери, во весь дух. Понял?

Я кивнул.

— Вытяни ее хорошо вожжой.

Коля разогнал свою лошаденку и скоро въехал на гору. Игренька упрямилась, испугавшись крутого подъема. Стоя наверху, Коля командовал мною:

— Ну, давай-давай, не бойся! Ну-ко, хлестни ее хорошо! Ну-ко, ударь что есть силы! Помоги ей.

Я подобрал вожжи, чтобы было удобнее. Хлестнул Игреньку по заду, крикнул, и она вынесла меня с возом на пригорок. Жеребенок испугался, бросился со всех ног, упал, схватился на ноги и понесся вверх.

— Эк его! — кричал Коля.

Игренька остановилась на горе и заржала. Жеребенок вернулся и ткнулся мордой в оглоблю. Игренька присела на задние ноги, чтобы жеребенку было удобно дотянуться до вымени.

Когда мы возвращались с поля пустые, Коля научил меня стоять на телеге, и к обеду мы так гоняли порожняком, что от скорости и тряски дух захватывало.

— Рр-гись! — кричал Коля. — Улю-лю-у!..

Лошади скакали как бешеные. Я только сейчас ощутил прелесть быстрой езды и испытал удовольствие.

Однажды весь день лил дождь, дорога стала грязной.

— Закрути лошади хвост, — посоветовал Коля. Своей он уже подвязал.

Я выскочил из телеги, подошел к Игреньке с опаской. Отмахиваясь мокрым хвостом, она ударила меня по лицу. Коля увидел это, подошел к ней и крикнул:

— Стоять!

Она опять махнула хвостом. Он на это ответил матерными словами, и Игренька вмиг успокоилась.

— Че ты, — сказал мне Коля, — мужик ты или не мужик? Матюгни ее, и она послушается.

Я этот урок усвоил. Коля показал, как надо подвязывать хвост лошади. Оказалось, просто. Я удивился, откуда он все знает и все умеет.

Так ездили мы день за днем, с раннего утра до позднего вечера. Знойный воздух усыплял и морил, духота угнетала. Оводы одолевали. Известно, зимой бойся волка, а летом мух. Они прокусывали кожу лошади, и та дичала от боли — того и гляди сбросит.

Временами на землю обрушивался ливень, но мы не останавливали лошадей, а продолжали ездить. Сначала я испугался было и хотел где-нибудь укрыться, но Коля успокоил:

— Ниче, не глиняный, не размокнешь.

И в самом деле, если поразмыслить, так на нас всего и одежды было что штаны и рубахи. Дождь прошел, солнце выглянуло, и ты уже высох.

Три раза в день лошадям задавали сено. Мы в это время ели и отдыхали. Поев наскоро, я немедленно засыпал. И во сне видел навоз, ощущал духоту от него и перед глазами мельтешили колеса. Однажды приснилось, что колеса скрипят, и скрипят как-то странно, будто козел ревет:

— Ме-ке-ке!

Я беззвучно засмеялся, сотрясаясь всем телом. Проснулся, а это Коля Козел жалобно поет свою любимую песню:

Ах, умру я, умру я, похоронят меня,
И никто не узнает, где могилка моя.

Коля лежал на сене притихший и печально глядел в небо. Увидев, что я наблюдаю за ним, он подпрыгнул, встал на руки и долго находился головой вниз, болтая босыми ногами и выкрикивая что-то веселое.

За лето Коля Козел приобщил меня к лошади.

— Ты с ней смелее, — учил он меня, — заходи спереди, не бойся. Спереди она не лягнет, а если кусаться вздумает, так ты ее кулаком по носу. Ей тоже больно. Она ведь тоже живая. А если сзади заходишь, так иди прямо да по заду ее ладонью потверже, чтобы чувствовала: хозяин идет. И скажи что-нибудь такое: «Ну-ну, не балуй!» Она, лошадь-то, ниже и слабее человека, ей куды до него. Потому она должна бояться и слушаться. А ты ее жалей и береги, потому что без тебя она пропадет. Нет-нет да хлебушка принеси.