«Боюсь»? Что, черт возьми, может быть хуже, чем рак? – удивился Айво.
– Деменция.
Айво посмотрел на него и рассмеялся.
– Ничего не слышал глупее. Его ум острый как бритва. Он может обвести вокруг пальца любого, кто вдвое моложе его.
– У него бывают периоды… когда он не знает, где он находится.
Боль, давящая на виски, уже была в полном разгаре. Айво смерил холодным взглядом стоящего перед ним человека в белом халате, прежде чем посмотреть на знакомое лицо семейного врача.
– Не знаю, где вы откопали этого шутника, но на мнение одного человека я не могу полагаться.
Пожилой доктор с извиняющейся улыбкой посмотрел на своего коллегу:
– Это профессор Раньери…
Айво приподнял бровь; степень почтения только усилила его антагонизм.
– Это должно что‑то значить для меня?
Молодой человек шагнул вперед.
– Я профессор нейродегенеративных болезней, мистер Греко, и мое мнение второе, а не первое. – Он посмотрел на своего коллегу. – Или правильнее было бы сказать, что третье?
Пожилой врач кивнул.
– Это я поставил ему диагноз. Три месяца назад, – тихо добавил он. – Какое‑то время он и сам это подозревал, и, когда он наконец посоветовался со мной, все анализы были уже готовы.
Грудь Айво приподнялась, и он сглотнул; его сознание все еще отказывалось принять то, что произошло. Сначала Бруно, а теперь Сальваторе… двойной удар.
Его семья исчезала.
Бруно он не видел уже много лет, а с Сальваторе старался видеться как можно реже. Ему нравилось быть одному, напомнил он себе.
– Я бы знал. – Он упрямо цеплялся за эту веру, потому что не хотел верить в то, что говорили эти люди.
– Не обязательно, мистер Греко. Люди с деменцией имеют обыкновение скрывать свои симптомы – даже их близкие не всегда это замечают. Некоторые изменения могут быть очень тонкими.
– Нет. – Айво остался тверд. – Мы говорили с ним на прошлой неделе. Он был… он назвал мне Бруно…
Воспоминания приобрели новое значение, когда он прокрутил в голове основные моменты их разговора. Незначительные ошибки свидетельствовали о потере памяти?
Айво тяжело дышал, пытаясь защититься от уродливой правды. Он не мог перестать думать о суровом старике, о человеке с острым как бритва умом, который с каждым днем терял часть себя и знал об этом. Одна мысль о такой судьбе приводила его в ужас.
В каком же отчаянии был тогда Сальваторе!
– Послушайте, мы понимаем ваше состояние… – Пожилой врач шагнул вперед, чтобы ободряюще положить руку на плечо Айво, но был остановлен его мрачным взглядом. – Вам нужно время, чтобы переварить это, а потом у вас могут возникнуть вопросы. Мы воспользуемся вашим гостеприимством и останемся на ночь, так что, как только вы будете готовы…
Его челюсти сжались.
– Как насчет того, чтобы сейчас?
Пожилой врач откашлялся и поправил на носу очки в проволочной оправе.
– Вообще‑то сейчас вас ждут там. – Он кивнул в сторону спальни. – Мы здесь по приглашению его адвоката.
– Рейф здесь?
Так, значит, он узнал об этом последним?
– Я полагаю, что Сальваторе хочет подписать на вас доверенность. Вот почему мы здесь. Чтобы подтвердить, что, принимая это решение, он находился… в здравом уме и без какого‑либо внешнего давления.
– Вряд ли это так срочно.
Сейчас его главной задачей было узнать то, что ожидало Сальваторе в перспективе.
– Могу я быть с вами откровенным? – спросил молодой доктор.
Айво ничего не сказал.
– Завтра, мистер Греко, – продолжал он, – мы, возможно, уже не сможем подтвердить, что Сальваторе Греко в таком состоянии, когда он способен принимать самостоятельные решения. Светлые промежутки становятся все более короткими. Боюсь, что время истекает.
Документы были подписаны через два часа после встречи с адвокатами и Рамоном, который выступил в роли свидетеля.
– Ну вот, дело сделано.
Айво промолчал.
– Ну и как ты себя чувствуешь, мой мальчик, когда старик наконец‑то там, где ему и надлежит быть? – усмехнулся Сальваторе.
Внезапно Айво почувствовал злость.
– Так вот, значит, как ты обо мне думаешь!
– О нет. Я был бы счастлив, если бы это было так. Ты такой мягкий, Бруно, ты всегда таким был. Ты позволяешь эмоциям брать верх над здравым смыслом.
Гнев Айво исчез.
– Я Айво, дедушка.
Старик отвел взгляд.
– Какая разница… Я не сказал тебе, потому что не хотел, чтобы кто‑то знал, что Сальваторе Греко слабоумный идиот, которого скоро нужно будет кормить с ложки. – Его голос дрогнул.
Айво отвернулся, пока его дед боролся с подступившими к горлу слезами.
Он никогда не видел его плачущим. Он был наполнен чувством беспомощности, которого никогда не знал раньше.
– Ты никому не скажешь. Поклянись мне, Айво.
Айво повернулся к нему:
– Клянусь тебе.
– Дай мне еще немного времени, прежде чем мои враги начнут праздновать. – Он помолчал. – Ну и что ты можешь сказать о ребенке?
– Джейми… он очень милый.
– И ты, конечно, женишься на этой девушке.
Айво покачал головой:
– Нет.
– Я так и думал. Ты коварный дьявол. Ты получил это от меня. Этот ребенок… он похож… на своего отца?
Айво видел, как Сальваторе пытается вспомнить имя внука.
«Как я мог раньше ничего не замечать?»
Под влиянием импульса он пересек комнату и подошел к деду.
– Дед…