Я требую… свадьбу!

Она все еще моргала, ожидая, пока ее глаза привыкнут к прохладному полумраку после яркого света снаружи, когда к ним подошел человек.

Аккуратный – вот первое, что пришло ей в голову. Всё в нем было безупречно, начиная с пробора в гладко зачесанных назад волосах и кончая начищенными до блеска ботинками.

– Флора, это Рамон – мажордом Сальваторе, который следит за тем, чтобы все здесь работало как часы. Рамон, это моя невеста мисс Флора Хендерсон и Джейми.

– Здравствуйте. – То, как он посмотрел на ее протянутую руку, заставило Флору подумать, уж не нарушила ли она принятый здесь этикет. Но его улыбка была приветливой, рука прохладной, а пожатие дружеским.

– Если ты здесь в качестве эскорта, Рамон, то объясни Сальваторе…

– Джейми нужно покормить. – Флора смотрела, как ребенок толкает в рот свой пухлый кулачок. По опыту она знала, что у них есть минут пять, прежде чем раздастся голодный вой.

– …что ему придется немного подождать, – закончил Айво.

– Конечно. – Рамон кивнул трем слугам в униформе, и они вышли из дома, чтобы выгрузить из машины багаж. – Вообще‑то, сэр, я надеялся… Сейчас здесь доктор, и Сальваторе дал ему разрешение поговорить с вами.

Флора почувствовала, как напряглась рука Айво, но лицо осталось неподвижным.

Если у каждого есть свой тайный страх, подумала Флора, то Айво больше всего опасался, как бы кто не заподозрил, что и он тоже человек.

– Вы идите, – сказала она, привлекая к себе внимание Рамона. – С нами будет все в порядке.

Она взялась за ручку детского кресла, но Айво не разжал пальцы.

– Дайте нам минутку, Рамон, хорошо?

Рамон отошел на почтительное расстояние.

Флора оглянулась на него через плечо и, понизив голос, сказала:

– Извините меня.

Он приподнял бровь.

– За что?

– Твой дедушка…

– Что? Умирает? Ну, ведь поэтому вы и здесь, не так ли? Улыбнитесь, cara, для вас это может быть хорошей новостью. Я знаю, что вы слишком вежливы, чтобы спросить, сколько вам здесь придется проторчать, так что скрестите пальцы.

Дело было не только в насмешливых интонациях его голоса, а в том, что она этого не ожидала. Она сосредоточилась на том, чтобы остановить слезы, которые давили ей на глаза, и сказала себе, что это смешно – чувствовать такую боль.

– Почему вы… такой злой?

Он небрежно пожал плечами.

– Говорят, что это один из моих талантов.

– Странно… больше похоже, что вы усердно над этим работали. – Недоумение на ее лице казалось искренним. – Почему вы все время меня отталкиваете?

Желая, чтобы эти слова остались несказанными, Флора зажмурилась.

«Почему ты меня все время отталкиваешь!» Так обычно говорят люди, которые состоят в отношениях.

Айво справился с прямым попаданием единственным доступным ему способом – проигнорировал его.

– Рамон.

Рамон вышел из тени и приблизился к нему.

Флора слышала, что говорил ему Айво, но отреагировала только тогда, когда он протянул руку к детскому креслицу.

Или он медлил, потому что был нетороплив по натуре, или считал, что эта просьба не соответствует его положению, в любом случае Флора опередила его. Она подхватила креслице двумя руками и крепко прижала к себе.

– Я справлюсь, – сказала она и с прямой спиной направилась к лестнице – туда, куда понесли их чемоданы и детскую коляску.

Много чего оставалось неопределенным, но одно она знала наверняка: она не собиралась тратить свое сочувствие на Айво Греко или воображать, что в нем было что‑то, чего в нем не было.

Врач, точнее, двое врачей стояли у двери в спальню его деда. В одном из них он узнал личного врача Сальваторе, другой был ему незнаком. Если у него и оставались какие‑то сомнения, то профессиональное выражение их лиц – смесь серьезности и сочувствия, доведенное до совершенства, говорило само за себя.

Айво глубоко вздохнул и провел рукой по волосам, прогоняя воспоминание о боли в глазах Флоры, воспоминание, которое мучило его, пока он шел сюда вместе с Рамоном.

Как там говорят англичане… если шляпа подходит?.

Ну что ж, так и есть, подумал он. Единственной виной Флоры оказалось попадание на линию огня, когда он понял, что это не очередная игра Сальваторе, что он действительно умирает. Но вместо того, чтобы признаться – даже самому себе, – что ему это не безразлично, его рефлекс сработал, чтобы нанести удар другому.

Разумеется, он знал, что люди смертны, но в глубине души ему было трудно поверить, что Сальваторе – тот, кто всегда казался ему несокрушимым, – действительно умирает.

– Он ждет вас.

Айво никогда хорошо не реагировал на авторитеты, а здесь их было двое в белых халатах. Их степени тоже не производили на него впечатления. Медицинские светила со степенями больше чем высота стен замка, не смогли предотвратить ни самоубийство его отца, ни смерть матери.

– Но прежде чем вы войдете, мы бы хотели поговорить с вами. Вообще‑то мы хотели сделать это гораздо раньше, но ваш дед не дал нам своего разрешения.

И это было правильно. За Сальваторе всегда будет оставаться последнее слово, даже если это слово будет предсмертным…

– Что у него… рак?

Врачи переглянулись. Потом тот, которого он не знал, прочистил горло.

– Боюсь, что нет.