Я — твоё солнце

И хватит уже этих «Тебе идёт» и «Твой подарок — наша встреча»! Или он специально?

Жалкие попытки.

— Перед тем как прийти сюда, я спросила у мамы, хочет ли она, чтобы я осталась. Но она решила побыть одна: отменила отпуск и завтра возвращается к работе.

Виктор сделал глоток кофе.

— Я бы на её месте тоже так поступил. Зачем тянуть резину.

— Но и принять ситуацию тоже не получится.

Виктор улыбнулся и покачал головой.

— Что? Что я опять не так сказала?

— Ничего, ты меня удивляешь, вот и всё.

Я поёрзала на кожаном диванчике.

— Мне кажется или тут жара в пятьдесят градусов?

— Тебе кажется. Давай надену браслет?

Его жаркие пальцы прикоснулись к моей коже.

Его жаркое дыхание отозвалось в ухе. У него всё жаркое. Надеюсь, он не заметил мурашки у меня на коже.

— Ладно, хочешь, расскажу, как я провёл Рождество?

И тут — ура! — ему удалось меня рассмешить. Один из его племянников заболел и блеванул прямо в туфли его тёти, бабулин и дедулин кот учинил казнь мыши под раковиной дяди, который тут же грохнулся в обморок, вся семья заразилась кишечным гриппом и провела сочельник в очереди в туалет. В итоге: нехватка туалетной бумаги вечером двадцать четвёртого декабря. Виктор получил в подарок деньги, одежду, а также чудесным образом не подхватил заразу.

Мы вышли из кафе под вечер: мне хотелось проверить, как там мама.

— Спасибо, что приехал.

— Я должен был вернуться завтра утром, так что нестрашно. К тому же я не много потерял: лучше уж быть тут с тобой, чем подхватить вирус.

Я хотела его чмокнуть, но что-то удерживало — скорее всего, совершенно несвоевременная застенчивость.

— Ну что, до скорого? — бросила я, покидая его у выхода из метро.

Так хотелось, чтобы он был ближе — гораздо ближе.

— Тридцать первого? У Джамаля? Думаю, я приду пораньше, помогу ему с подготовкой.

— Ок!

И я слиняла.

Виктор придёт с Адель. Завтра он её встретит. Завтра он её поцелует. Завтра он её обнимет.

Дома перечитаю «Цветы зла» — для поднятия настроения.

Двадцать девятого декабря, с трудом продравшись через до смерти скучное чтиво (мадам Шмино посоветовала нам Бютора — БЮ-ТО-РА!), я пошла проверить почту.

Было одно письмо для меня.

От бабули Зазу.

Я вернулась в свою комнату, чтобы его прочесть.

Я ничего не ждала от него, хотя люблю получать бумажные письма. Никто больше их не пишет, а жаль: у бумаги нет ничего общего с электронной почтой или СМС, которые мы читаем в потоке, на ходу, в метро, в магазине или в очереди в кинотеатр. К письму особое отношение. Осязаемое. В нём есть очарование старины: в редкие дни, когда получаю письма, я старательно устраиваюсь для чтения, будто на мини-церемонию, освящающую само действо, — так бумага кажется тяжелее.

Замолчи, Дебора.

Чего хочет бабушка? Эта скряга ничего не подарила мне на Рождество. Ни она, ни тёти. Семейка со сжатыми булками…

Моя дорогая Дебора!

Я никогда не была внимательной к тебе бабушкой.

Когда ты была маленькой, в возрасте четырёхпяти лет, ты приехала к нам на каникулы. Мы работали в саду, гуляли. Дедушка хотел научить тебя столярному делу, но ты попала молотком себе по пальцам и больше никогда не появлялась в мастерской. Мы очень смеялись: это были прекрасные каникулы, и мы очень радовались.

Но я до сих пор не понимаю…

Тогда ты сказала папе, что тебе было скучно.

И никогда больше не возвращалась одна.

Ты моя первая внучка, так что я почувствовала себя униженной, мне стало грустно: я была ужасной бабушкой, не способной позаботиться о своей внучке. И ты лишила меня своего присутствия и статуса любимой бабули. Я на тебя обиделась.

Очень глупо в моём-то возрасте, не так ли?

Когда умер дедушка, я заполняла пустоту, общаясь с Крисом и Матильдой. Потом появилась Шарлотта. Ты уже выросла, стала недоступной, как твои мама и папа, не слишком склонной к разговорам.

А потом случился вчерашний сочельник…