Я — твоё солнце

Я превратилась в сухую ветку, готовую сломаться в любую секунду.

— Блин, Джамаль, какой же я дурак, ну просто дурак в квадрате! Вот дебил! Ты всё знала? — спросил он меня.

Я пожала плечами:

— Ну конечно.

Виктор закусил губу.

— Блин, как стыдно! А я ещё тут спрашиваю про девчонок. Я сейчас сквозь землю провалюсь, налейте мне ещё пива!

Джамаль побледнел и слабо мне улыбнулся. Я же пришла в себя и подняла бутылку вверх:

— За любовь Джамаля!

Мы чокнулись.

Вот, тема закрыта.

Я возвращалась домой в час ночи по улицам, засыпанным снегом. Снег окутал всё вокруг: машины, мусорные баки, фонари. Снежинки скрипели под моими новыми ботинками, превращаясь из нетронутых белых охапок в примятые следы.

Виктор настоял на том, чтобы проводить меня. Мы шли, и я слушала эту потрясающую тишину.

— Тебе не холодно?

Он взглянул на моё пальто.

— Держи, — произнёс он, протягивая шарф.

На самом деле пиво действовало, как батарея, изнутри. Мне было душно, но я всё же взяла шарф и обернула его вокруг шеи. Он ещё хранил тепло Виктора.

Я была уверена, что он заговорит о Джамале, но меня ждала совершенно неожиданная пощёчина.

— Адель должна была приехать на выходные.

Он и вправду думает, что я поддержу этот разговор?

— Но ей родители запретили.

Лучше уж танцевать голой, тряся грудью, в болоте, кишащем аллигаторами-людоедами, разве не ясно?

— На самом деле мне это даже на руку, — выдохнул он.

Минуточку. Что?!

Мы поравнялись с парой, на вид лет пятидесяти: они шли в обнимку и смеялись, скользя на тротуаре. Ими могли бы быть мои родители через несколько лет.

— Вы давно встречаетесь?

Аллигаторы обиделись и уплыли. Моё нездоровое (или, скорее, мазохистское) любопытство победило.

— Пять лет. Я учился в четвёртом классе колледжа, она — в третьем. Один класс перепрыгнула.

Такая идеальная.

— Она мне показалась милой.

Пусть кто-нибудь остановит мою несусветную тупость! Скорей!

— Она милая. И требовательная. Увлекающаяся.

Может, от тупости есть лекарство?

— Но… мне кажется, мы отдаляемся друг от друга.

— Ну, вы живёте в двухстах километрах.

Виктор бросил на меня взгляд, полный скепсиса.

— Я шучу, поняла, извини.

— Она хочет стать актрисой, занимается спортом по три часа в день, избрала себе в лучшие друзья зеркало.

Я молчала, пытаясь успокоить трепетавшее сердце.

— Пф-ф-ф-ф… Даже не знаю… — протянул он.

Его волосы припорошил снег. Мы подошли к моему дому. Однако сердце и не думало успокаиваться: оно вдруг решило, что поёт, как Селин Дион, разрывая барабанные перепонки лирическими песнями.

— Виктор…

Он стоял передо мной. Чёрт, какого хрена он такой красивый.

— Не уверена, что я подходящий человек для таких разговоров. Для обсуждений проблем в отношениях.

Мы стояли друг напротив друга не двигаясь. Вокруг падали снежинки: они таяли на моих щеках и путались в длинных ресницах.

— Прости.

Он отошёл.

— Спокойной ночи, Дебора.

— Спокойной ночи…

Папа не вернулся.

Я споткнулась о ковёр и растянулась на полу, осознав, насколько я на самом деле нетрезвая.

Однако лежала я не долго: слюнявый язык Изидора поднял меня.

Добравшись до ванной, я кое-как стёрла макияж, прицелилась измазанным тональником ватным диском в урну, но он приземлился на кафельный пол. Я даже не стала его поднимать и побрела к кровати.

Потолок кружился.

Я встала, зажгла лампу на столе и взяла листок.

Мама!

На часах 1:37.

Я влюбилась в одноклассника.

Но у него есть красивая и умная девушка, она учится в университете и хочет стать актрисой.

У меня никаких шансов.

Целую,

Дебора

Я свистнула.

Изидор уже сидел у двери. Спустившись по лестнице, я помчалась к почтовому ящику, покрытому пуховым снегом. Жёлтый ящик проглотил моё письмо.

Жёлтый, как футболка Джамаля.

Джамаля, который рассказал правду Виктору.

Побродив по уснувшему под снегом кварталу, я вернулась домой через час.

Прижав к себе миску с кормом для Изидора, чтобы прогнать холод, я наклонилась к собаке и поцеловала в воняющую мокрой псиной голову.

Потом сделала горячий шоколад. Заледеневшие руки покраснели и стали пощипывать, когда я схватила дымящуюся чашку.

Не почистив зубы, не помыв чашку, я завалилась спать, пока Изидор хрустел кормом.

Когда он наконец пришёл, царапая паркет, я уже засыпала.

Глава двадцатая На дремучем лесу и пустыне, На птичьих гнёздах и ракитнике, На отголосках из своего детства Дебора пишет твоё имя [8]

В следующий четверг меня ждало письмо.

Всего несколько фраз ленивым почерком, но сомнений не было: письмо от мамы.

Вспотевшей рукой я распечатала конверт.

Солнце моё, кто этот мальчик?

Я люблю тебя.

Мама

P. S. Прости.