Я очутилась тридцатью сантиметрами ниже. Задница застряла между сломанными рейками, пока Изидор сидел на моей спине и вылизывал мне лицо — ощущение было, как от скраба с ароматом протухших тефтелей. Я не могла даже отпихнуть пса: сложившись пополам и застряв, я походила на кусок индейки в сэндвиче из матраса. Джамаль ржал и хлопал себя по бёдрам.
— ОН СЛОМАЛ МОЮ КРОВАТЬ! ЭТОТ ЖИРНЫЙ ТОЛСТЯК СЛОМАЛ МОЮ КРОВАТЬ! — орала я, так и не решив, плакать или смеяться. — ТЕОРЕМА НЕПРУХИ ТОЧНО МЕНЯ НЕВЗЛЮБИЛА!
Я сжимала кулаки, чтобы вопить ещё громче, но пошевелиться уже не могла.
— Теорема чего?!
Джамаль заржал ещё громче, пока мама поджимала губы, стараясь не последовать его примеру.
Она глубоко вдохнула и заговорила так серьезно, как только могла:
— Успокойся. Изидор всё правильно сделал. Давно пора поменять эту кровать.
— Я УМРУ СТАРОЙ ДЕВОЙ! У-У-У-У-У-У-А-А-А-А-А-А-А!
Решено: буду дальше реветь.
— Я могу тебя заснять?
Джамаль достал телефон.
— И этот человек называет себя моим другом!
Мама, у меня ужасные друзья! ДОСТАНЬ МЕНЯ ОТСЮДА!
Я сражалась с кроватью, но всё равно оставалась в плену у матраса. Джамаль щёлкал объективом:
— Улыбайся, Дебора, ну-ка подвинься немного! Ах, да, ты же не можешь…
— КОЗЁЛ! МАМА, ДОСТАНЬ МЕНЯ ОТСЮДА!
Тут мама не выдержала.
И заржала, пока довольный своими проделками Джамаль стучал кулаком по стене, выставляя клыки напоказ. Эти двое точно задохнутся.
Изидор присоединился ко всеобщему веселью и решил погоняться за собственным хвостом, закружившись волчком. С каждым шагом он давил на меня всё сильнее и доламывал оставшиеся в живых рейки.
— А-А-А-АЙ! ПОМОГИТЕ! СКОРЕЕ! У МЕНЯ СЕЙЧАС СЕЛЕЗЁНКА ЛОПНЕТ!
Продолжая хохотать, мама отпихнула Изидора и взяла меня за руку, чтобы вытащить из этой ловушки.
Ну и вонь из пасти! Какой ужас! Лежать, Изидор! Лежать!
Каждое произнесённое слово провоцировало новые раскаты хохота, к которому я в итоге присоединилась, пока мама с Джамалем тянули меня, словно тряпичную куклу, приговаривая: «Раз, два, взяли! Раз, два, взяли! Ну блин, ну вылезай!»
Едва оказавшись на ногах, я бросилась в ванную смыть тонну слюней, скопившихся на лице.
Смывая всю эту вонь под душем, я смеялась уже в одиночестве.
И почти забыла о Викторе — надо же.
Однако вечером так просто выкрутиться не удалось.
Я позвонила Элоизе и обо всём рассказала.
Её воодушевление быстро сдулось.
— С каких пор у парней всё так сложно?
— Ну знаешь, не всем так повезло встречаться с одноклеточным, — ответила я.
— Ты права, — сдалась она. — Но Виктору точно можно присудить Филдсовскую премию по геморрою.
— Вау, Элоиза, с каких пор ты знаешь о существовании Филдсовской премии?
— С тех пор, как начала читать «Ле Монд», ха-ха.
— Да ладно?!
— Преклонись передо мной.
— Конечно, госпожа.
Мы обе просто дышали в трубку: между мной и Элоизой наладилась волшебная связь, волна, которую тишине не разрушить. От молчания она была только прекраснее: я не думала, что обязательно должна что-то сказать, а просто чувствовала присутствие Элоизы тут, рядом со мной.
— По шкале от одного до десяти, где десять — это максимальный уровень боли, ты бы сколько дала? — спросила она некоторое время спустя.
— В плане задетого самолюбия — пять из десяти. А вот тоска тянет на шестнадцать.
— Чёрт, Дебо.
— Не надо, а то я снова разрыдаюсь.
— Чёрт…
— Прекрати-и-и.
— Блин, какашечка.
— Ага-а-а-а-а.
Джамаль помог нам вынести разломанное реечное дно, так что я лежала на матрасе, брошенном прямо на паркет.
— Я боюсь возвращаться в Питомник, — произнесла я на одном дыхании.
— Осталось месяц продержаться.
— Да, но каждая проведённая с ним минута похожа на очередной оборот дрели прямо в сердце. Оно вообще скоро сморщится, как печёное яблоко.
— Ох, моя Дебо… Ты ответила на его сообщение?
— Нет.
— Почему?
— Не знаю, что ответить. «Ты и вправду козёл, но я всё равно тебя люблю»?
— Как вариант.
— Но он и так это знает!
— Возможно… Я буду ждать тебя завтра утром у твоего дома, хорошо?
— Окей.
— Можем пойти днём в библиотеку. Финишная прямая. Купим что-нибудь пожевать и будем готовиться к экзаменам.
Элоиза только что предложила заниматься вместе.
Повторяю: Элоиза только что предложила мне заниматься вместе.
— А Эрванн?
— Он считает, что я такая секси, когда учусь. Скорее всего, пойдёт вместе с нами.
— Думаешь?
— Ага, будет на меня смотреть.
— Ох.
— Кто знает, может, и он когда-нибудь откроет книгу.
— Ты права.
— До завтра, Дебо; постарайся немного поспать, хорошо?
— Ага. Ты тоже.
— Спокойной ночи, моя какашечка.
— Спокойной ночи, моя козочка.
Глава двадцать седьмая
В понедельник я проснулась гораздо раньше положенного с кучей губок для мытья в животе. Мама тоже уже поднялась, приготовила для меня кофе и ждала на кухне.
— Я не очень голодна, — отказалась я от истекающих мёдом тостов, хотя обожаю их.
— Ты всё ещё не хочешь рассказать мне, что происходит?
— У меня разбито сердце.
Мама отдала мой тост выжидающему под столом Изидору.
— Виктор?
— Угу.