– Ну как это не пожелал? – Лёха взялся руками за косяки двери в спальню. И разговаривал уже с Ларисой Степановной. – Этюдник принёс – унёс. Краски пахнут нехорошо. Магнитофон унес. Включать нельзя. То дочь пугается, то жену музыка от чтения отвлекает. Чего ему в чулане жить? Баян купил перед армией. Кто мне сказал, что при маленьком ребенке громко играть нельзя? Вы. Унёс я баян. Мои коллекции камней – агаты, рубины, цеолиты, циркон, берилл, топаз, турмалин, гранат, благородный опал – где они? Я их годами на рудных разработках в породе после взрывов пальцами из земли выковыривал. Вам они чем мешали в коробке железной из-под конфет? А сто двадцать штук сигаретных пачек заграничных зачем выкинули? Мне их друзья спортсмены из разных стран привозили. Я их коллекционировал, блин. Одеколоны мои «Арамис», «Чарли» и «О”жён» тоже обратно утащил. Кому они не нравились? Вам. Запах от них дикий. А Ваша «Красная Москва» у меня лично нос травмирует. Я после близкого разговора рядом с вами никакие запахи не различаю пару часов. Но я ж тайком их не краду у вас. Потому, что не умею – это раз. И знаю, что вы через час новые купите. Потому, что у вас есть не только вкус к ним, но и деньги. У меня нет денег. До армии Наде отдавал зарплату как положено. А после службы вообще без них живу пока. Майки мои старые, носки, шесть пар примерно, две рубашки поплиновые с луком и стрелами нарисованными на груди, кто Вам разрешил выкидывать? Себя поставьте на моё место. У Нади ключ есть от вашей квартиры. Я его тихо беру, тихо к вам прихожу и выношу всё, что, по-моему, лежит не так и вообще мне не по вкусу. Представили? А у вас, ой, сколько всего, чего я бы в жизни не принёс в свою квартиру.
После длиннющего Лёхиного монолога лицо тёщи стало каменным. Она молча накинула на внучку тонкий свитерок, взяла её на руки и ушла, не сказав «последнего прости» никому.
– Нарвёшься на отца, Леший, – не отрываясь от тетради буркнула Надежда.
– И что будет? Из твоего дома меня попрёт? – хмыкнул Лёха. – Или на пятнадцать суток посадит за хулиганство?
Надежда промолчала и он снова пошел на балкон. Говорить почему-то не хотелось даже с женой.
– Блин, даже в гостинице народу разрешают свои вещи держать. Одеколон, любые рубашки, да и гантели дежурная по этажу не тронет. А тут вроде жилище, в котором ты живёшь на одинаковых правах с женой. Но её штучки-дрючки отец с матерью не выбрасывают почему-то. Хотя лишнего – не дай бог сколько. Он сел на корточки и без интереса смотрел на окна, в которых светились лампочки сквозь самые безвкусные аляпистые портьеры с изображениями раскидистых цветков или индийских кувшинов с длинными носами и скрученными в спираль ручками. Проторчал он на балконе часа полтора и выкурил четыре сигареты. Голова гудела и пальцы почему-то слегка дрожали.
– Десять уже. Мне вставать рано. В восемь лекция, – выглянула Надя. – Давай ложиться. Я в душ сначала, потом ты.
– Ну, пора, так пора, – Алексей вдохнул побольше свежего вечернего воздуха и, пока Надя полоскалась в душе, с трудом нашел в шкафу свои плавки, которые купил перед призывом и не разу не надевал. Полотенце своё отыскал внизу, в стопке, где среди пары десятков третьим снизу лежало его старое, спортивное, мгновенно впитывающее воду.
– Ты в самоволку-то ходил там? – Надя вышла в голубом халате китайском с маленьким драконом на отвороте воротника и большим на спине.
– Ну да. Какой солдат без самоволки? Один раз из-за неё на «губу» попал.
– И чего ты там делал? – улыбнулась она. – По музеям ходил? По церквям? Их, говорят, в Рязани навалом.
– Ну да. По музеям. В театры. В ботанический сад и в картинные галереи.
– Нет в Рязани ботанического сада. Ты, наверное, перепутал с парком культуры и отдыха. Ну, где танцплощадка, пивнушки, – сказала устало жена и пошла разбирать кровать. – Ну всё. Твоя очередь в душ.
Искупался Лёха, облился горячей, потом холодной и снова горячей. Вытерся. Влез в плавки, глотнул немного воды из-под крана и тоже двинулся в спальню. Свет Надя погасила и в темноте, при наглухо сдвинутых толстых портьерах, Алексей на ощупь нашел кровать и лёг с краю.
– А ты тут ходила в самоволку? – спросил Лёха шепотом. – У нас тут и музеи, и Дома культуры, да тот же парк с танцплощадкой.
– Ну, Леший, скажешь тоже! – Надя обняла его и прижалась к телу. – Когда мне. Институт, Злата, домашняя подготовка к завтрашнему институтскому дню. Вся самоволка. Мама есть готовит и со Златой целыми днями. Даже на работе почти не бывает. Вместо неё заместитель вкалывает. Дед один, старый большевик. А ты чего в плавках? Снимай, Леший. Ты уже не в армии. Дома. С женой.