Я твой день в октябре

Непривычно чистый вышел из ванной Лёха, поскольку армейская баня была только раз в неделю по четвергам, а всю неделю приходилось в ротном умывальнике холодной водой слегка освобождать туловище от пыли и грязи Они липли к поту на тренировках и в рукопашных боях на плацу, забивали поры после стапелей и ползанья на пузе в коридоре из «колючки», во время перехода вброд грязного глинистого котлована при полном боекомплекте, который тянул на дно, и от глины приходилось толкаться коленями, руками ли прикладом карабина СКС. Так что, с полны кайфом, почти продирая шкуру до дыр жёсткой лохматой мочалкой, Лёха помылся, считай, впервые за год. Вышел он в костюме своём спортивном, изрезанном глубокими полосами-вмятинами от долгого лежания под гнётом других шмоток, понимая неожиданно, но верно, что настоящий дембель пришел только сейчас. После ядрёного душа домашнего и размещения красных от горячей воды ступней в коричневые махровые домашние тапки.

– Я Игнату Ефимовичу позвонила, – доложила тёща. – Сказала про тебя. Он подойдет сейчас на пять минут. Рабочий день-то ещё не кончился.

– А оно прямо так невтерпёж меня увидеть? – засмеялся Лёха. – Я и вечером дома буду. К родителям только сбегаю, чтоб увидели мои целые руки с ногами. Минут на пятнадцать всего.

– Так ты подожди. Надя ведь тоже сейчас придет. Вот-вот, – тёща что-то раскладывала на столе, звеня серебряными ложками. – Иди пока перекуси слегка. Ехал-то почти трое суток, да?

Выпил Алексей чаю с печеньем, засыпал в рот две пригоршни изюма, а красную рыбу и бутерброды с икрой черной вроде бы как просто не заметил. Изюм разнообразный, белый, янтарный и тёмно-фиолетовый был всегда на кухне Альтовых, и традиция эта, естественно, плавно перетекла и в дом Надежды.

Звонок в дверь подкинул Ларису Степановну со стула и ничего по поводу бутербродов сказать она не успела, хотя видел Лёха, что хотела.

– Ну, Алексей батькович! Ну, прямо гренадёр! Выправка, стать, плечи пошире стали, лицо строгое, бойцовское! – Игнат Ефимович пожал Лёхе руку крепко, с приятным мужским прихватом. – Поздравляю с возвращением. Готовься. Послезавтра, в субботу не планируй ничего. Едем на дачу. Отметим увольнение в запас и готовность твою к гражданской жизни. Нет возражений?

– Мои родители едут? – спросил Лёха.

– И родители, и Андрей да Илья с женами. И маленькие дети поедут, ясное дело. А ещё Исаак мой. Эйдельман с супругой. Ничего?

– Отлично! – Алексей Малович ещё раз пожал тестю руку. Тоже покрепче. И

Игнат Ефимович ушел дорабатывать начальственный свой день.

– Надя-то когда вернётся? – Лёха закинул в себя ещё пару щепоток изюма.

Лариса Степановна глянула на часы.

– К семи примерно. Через полтора часа.

– Ну, тогда я на скорости к мамане с батей сгоняю, – Лёха обулся в кеды. – Я им тоже не сказал когда вернусь.

Бежал он быстро. Не замечая уже цветущих яблонь, слив и ранних цветов майских. Кто-то с ним поздоровался раз пять за всю дорогу. Он отвечал, не видя никого, и наконец долетел до серой родительской бетонной пятиэтажки.

В дверь не звонил, а поскрёбся как кошка. Только ногти его нужного шума не произвели. Но мама всё равно услышала.

– Кто там? – осторожно спросила она, взявшись за дверной ключ.

– Гвардии рядовой сто тридцать седьмого парашютно-десантного полка Алексей Малович. Прибыл в распоряжение гражданской жизни по причине законного дембеля! – торжественно доложил Лёха.

Ах, сколько было обоюдной радости, поцелуев и слёз маминых, счастливых, которых она прямо-таки очень много сберегла за год для этой встречи. Она крутила сына вокруг его оси, щупала совсем уж железные его мускулы, гладила, поднимаясь на цыпочки, по голове и прижимала к себе, и говорила только одну фразу.

– Ну, слава богу, слава богу!

– Мать, ты мне-то оставь манехо радости потискать воина нашего! А то ты его сама-одна раздавишь и сделаешь то, что суровая десантная служба с ним не смогла сделать: сломаешь на фиг! – батя втиснулся в прихожую, отодвинул маму и, крепко сжав Лёхины плечи, трижды поцеловал его в щёки. Так во Владимировке всегда встречали своих, которые по разным надобностям надолго оставляли родные места.

– Ну и чего? – отец был весело настроен. – Ты уже маршал или просто генерал? Без парашюта удалось хоть раз прыгнуть?

– Так мне за это генерала и дали! – подыграл Лёха. – У меня его и не было, парашюта. Я ж поздно приехал. Уже разобрали все. Так прыгал. Носовой платок над головой держал.

Отец засмеялся. Все прошли на кухню и сели вокруг стола.

– Ну, рассказывай! – мама приготовилась слушать, поставила локти на стол и подперла ладонями подбородок.

– Да чего рассказывать? – засмущался Лёха. – Отбарабанил своё и всё. Служилось легко. Всё там интересно и полезно. Но рассказывать, правда, нечего. Служба как служба.

– Ну, мы кое что почитали в «Красной звезде» о десантных войсках. В редакции подшивка есть. Я домой приносил. Так что мама за тебя очень сильно переживала, – отец подошел и обнял сразу и Лёху, и маму. – Она поняла из газет, что служба в ВДВ тяжелая и опасная.