Я твой день в октябре

Самое трудное смотреть на сложные вещи просто. Без страха или удивления. Чего, мол, только на свете не бывает. Значит, и это может быть. Полтора года прошло Лёхиной учёбы в ВКШ и Надежду, пока ещё жену законную, не видел он почти столько же после встречи в корявом коридоре её общежития на весёлой гулянке. Вот почему-то именно тогда обломалось с треском да напополам их единство. Добило Лёху разъединение. А ведь можно было ему

ко всему, что у него годами происходило с женой, проще относиться. Ну, не обращает она на него и трети внимания, направленного целиком на разгрызание глыбы гранита наук. Да и пусть с ним!

Ради хорошего дела ведь не обращает, не со зла. Ну, не пахнет давно в их когда-то тесном мире той искристой любовью. Так закономерно же. И объясняется это просто, как таблица умножения. Любовь, умноженная на время, даёт две разных любви. У него она такая, а у неё – сякая. А две разных любви, делённые на то же время, равняются нулю. И после этого хоть вычитай одно из другого, хоть прибавляй – нуль и останется. То есть во что-то другое превращаются прежние чувства. И ведь не сразу допрёшь, во что. Ну, ведь просто же всё. Естественно и закономерно. Лёха ведь все эти годы тоже не пялился на жену вытаращенными от счастья глазами с утра и до утра. Крутился по жизни, дела свои делал. Дома, как и любой, занятый многими интересами мужик, бывал набегами. В виде добытчика он был не нужен. Всё добывалось само по себе. Воспитателем дочери тоже не стал. Место главного теоретика и практика взращивания дочери занято было тёщей. То, чем занимался он вне квартиры, не интересно было никому, и никто его никогда о работе да увлечениях не спрашивал. И получалось так, что он, Лёха Малович, просто не портил образ семьи Альтовых. Не дурак, силой тоже не обидела его природа-мама, не урод лицом, манеры приличные в соответствующем обществе умел соблюдать одинаково легко, как и неприличные за пределами дома. Окружающие и знающие семью Альтовых и захотели бы, да не смогли найти против Лёхи слова гадкого. И всех всё устраивало. Надя вышла замуж по любви и не за придурка. Алексей, хоть и не по чину сел не в свои сани, но нигде этим не хвастался и малейшей милости к себе у могучего тестя не просил. Короче, картину дружного, благородного во власти своей клана Альтовых Лёха свей фигурой не испоганил и достоинства семьи не уронил. Ну, просто же всё! Хотя со стороны глядя, сложно выглядит. Паренёк «из простых», человек в общем-то уличный, своенравный, упертый и не чествующий авторитетов, не рвущийся к должностям и не принимающий привилегий, отпущенных семье – это ещё та заноза. Тихо хихикать по углам о таком несуразном приобретении Альтовых мог кто угодно. Может и хихикали, конечно, но слишком высоко сидел Игнат Ефимович, чтобы до него смешки эти долетали.

Много раз садился Алексей где-нибудь уединенно и размышлял о странном расставании с женой. Сначала путался в сложностях бытия совместного, метался мыслями в такие глубины, откуда и вынырнуть тяжело. Но никак не находил в глубинах ничего такого, что могло быть необъяснимо сложным. И однажды влетела в мозг простая как палка мысль, похожая на единственно истинную. Всё, что было у них с Надей с начала и до приезда в Москву – не стоило называть любовью. Страсть, которая привела к женитьбе – да. Но не любовь. И она, страсть, канула в никуда как и положено, как у всех. В Москве, вдалеке от родителей и знакомых, уже не было необходимости «играть на публику», изображать неугасимую любовь для родственников, друзей, да и для себя тоже. Вот как всё оказалось просто до примитивности.

И тогда решил Лёха продолжать отдельно свою жизнь так, как сам себе представляет. Жена его делала это давно и думами о растерянности мужа себя не тяготила. Дойдя до такой простоты в изучении философии любви своей, понял Лёха, что такая простота действительно хуже воровства. И убедил себя, что спешка, с которой они двое плотно связали одной верёвкой

две несовпадающие ни в чём жизни свои, нужна, елки зелёные, только при ловле блох.