Я твой день в октябре

Но убедить-то он себя убедил. И решил твёрдо. А решить самому казаком вольным стать всё же легче и проще, чем это сделать. Ныло что-то внутри. Расслабиться не давало. Потому и не получалось сразу забыть про жену и нырнуть в океан беспечной свободы и не шибко тяжких грехов. Тянуло Лёху к Надежде. После того, как отловил он её на гулянке, ехать к жене решил потерпеть. Да и она же ему ясно сказала, чтобы не путался часто под ногами, учить труднейшие предметы не мешал. Но что-то, может и любовь, просто изменившаяся лицом, заставляло его первые пару месяцев после глупого расставания возле комнаты с гулянкой их весёлой позвонить по телефону на вахту. Позвать Надю и поболтать как раньше. С удовольствием и нежностью. И шел Лёха на переговорный пункт рядом с метро «Вешняки», и покупал жетонов на полчаса разговора, а с ними бежал к обычному телефону-автомату, который почему-то в этом районе принимал только эти жетоны, а не копейки. Он вставлял жетон в щель, но набрать номер не мог. Немел палец в дырке с цифрой девять. И не решался Лёха дозвониться, потому как боялся, что она говорить с ним откажется. Ведь сама-то ни разу тоже не позвонила. А ведь и телефон, который на вахте КПП, Лёха ей оставил. И тоже звонить просил. А она говорила «обязательно». Ну, что делать? Вот так раза три бегал он каждую неделю с жетонами в первые месяцы. От неё тоже звонка ждал. Но и от Надежды не дождался, и сам не набрался смелости набрать номер. Потом пошли они к телефону вдвоём с Сергеем Петровичем. Снова Лёха втыкал палец в диск и больше ничего не делал. Как заколдовали его.

– А чего ходишь тогда? – ехидно спросил друг. – Ну, давай я наберу и поговорю с ней. Скажу, что ты болеешь и по ней скучаешь. Просишь, чтобы она позвонила.

– Не, – Лёха вынул жетон из щелки и вышел. – Глупо будет. Только вот чего, правда, она сама не звонит? Может я помер уже от холеры.

– Пошли лучше в вешняковский бар, – предложил Сергей Петрович. – Пивка дерябнем с креветками.

И они засели в баре на полдня. Кружек пять каждый выпил и креветок сгрызли столько, что в тарелке гора отходов выросла.

– Я думаю, что раз она не звонит, значит ей по фигу, как ты тут. И ты сам по фигу. Успокойся. Когда припрёт, позвонит. А не припрёт, то и говорить не о чем.

– Точно, – согласился Лёха. – Она ждёт, чтобы я поклонился первым. Как будто виноватый. Вина есть, значит, иди первым на поклон. Это правильно. Но у меня её нет. Я ничем её не оскорбил.

– Так чего мучаешься? – хмыкнул Сергей Петрович. – Не звони тогда. Не виноват, значит, она хочет, чтобы был виноват. И ждет тебя с повинной. Пусть сама первая звонит.

– Ну, бляха! Трезво мыслишь, братан. Так и будет, – он достал из кармана горсть заветных жетонов, занёс кулак над горой огрызков и высыпал жетоны в красную массу бывших креветок. – Всё. Ветер дунул с верной стороны и жизнь поменяла направление в сторону свободы.

И отпустили Лёху муки душевные да переживания с волнениями. И вернулась к нему, не сразу, конечно, та его старая жизнь, то чувство свободы мыслей и поступков, которое когда-то давно и сделало из пацанчика Алешки самолюбивого, сильного и крепкого духом Лёху Маловича. С той минуты и рванул он обратно. В ту жизнь, где хоть и не было страстной любви, зато свободы, воли и желаний всевозможных уже никто не мог ни отнять, ни ограничить.

После чего он легко и с удовольствием влетел в распахнутые для активных и целеустремленных людей объятия Высшей комсомольской школы. А быстро произошло это. Через пару месяцев всего после расставания с женой и тяжких раздумий, которые привели к самому простому и верному выводу.

И он сразу увидел, какие интересные, умные, простые, улыбчивые и добрые люди населяли территорию школы. Думал Лёха до приезда сюда, что встретит в ВКШ таких же комсомольских лидеров, каких полно в Зарайске. В родном городе это были почти полностью зажравшиеся юноши с очень отборными девушками, чей апломб и неуклюже пристроенная к внешности важность вызывали только смех и неприязнь обычных ребят. Взрослые вообще на комсомольцев-руководителей смотрели зло и с отвращением.