Я твой день в октябре

А здесь, в комсомольской школе, как по заказу собралась очень большая компания милых, талантливых, умных и простых ребят со всего СССР и со всего зарубежья. Все руководители школьные вели себя со слушателями как старшие друзья. Даже преподаватели, приходящие в ВКШ из засекреченных научных институтов, чьи имена даже в правительстве и руководстве КПСС произносили с честным уважениям, а там они ни много, ни мало, жестко консультировали власть и поправляли стратегию и тактику управления Советским Союзом, и те на лекциях и семинарах держали себя просто и уважительно к молодежи. Правда. какие-то лекции конспектировать не рекомендовали. Зато в них было столько поразительного, неизвестного и мудрого, что неглупым слушателям достаточно было только уловить смысл и запомнить фактуру, чтобы их знания были правдивее и полнее, чем у тех, кто таких лекций не слышал. Просто больше негде их было слушать. Разве что в Высшей Партийной Школе. Вот там, в ВКШ, Лёха, собственно, и разобрался в устройстве и проблемах государства, в его перспективах весьма не радужных. В нереальности коммунизма, в причинах не очень дружеского отношения к Союзу большинства стран социалистического Содружества. Много понял он о дефектах планирования в экономике и в организации процветания советского общества, о разбазаривании денежного богатства Союза и придуманном КПСС железном занавесе, за который страну упрятали свои, а не идеологические враги.

Много было интересного и полезного дано всем, кто внимательно слушал честных мудрых и знающих людей. Жаль было только одного. Рассказывалось всё без традиционного «ура-ура!» только за тем, чтобы эти правдивые знания помогали умно врать народу. Но у Лёхи не было желания врать в своей газете, а потому знаниям полученным судьба была положена одна. Тихо лежать в мозге. Потому как ни один партийный или юный комсомольский редактор газетный напечатать даже сотую часть этих мыслей не позволит себе даже с дулом пистолета у виска.

Но учеба в Школе – это только треть жизни слушателей. Кроме неё ВКШ давало практику. Журналисты после лекций бежали в те газеты, куда кого направили. Учиться думать и писать на уровне высшего всесоюзного класса. Лёхе повезло, наверное, чуть больше, чем остальным ребятам из группы. Его внутренние факультетские работы позволили одному из группы практиковаться в самой яркой и уважаемой в те времена «Комсомольской правде». Передать словами те ощущения, которые он испытал в разговорах с «классиками» журналистики Анатолием и Валерием Аграновскими, (которые, кстати, вели в группе ВКШ курс «мастерство журналиста), со знаменитыми Василием Песковым, Ярославом Головановым, Юрием Ростом или с Александром Моралевичем, потрясающе изящным и остроумным фельетонистом. К нему в «Крокодил» привел Лёху друг «комсомолки» Володя Гречанинов. Моралевич был единственным журналистом в Союзе, которого приняли в Союз писателей СССР без единой написанной книги. Только за великолепные журнальные фельетоны. Эти люди кроме того, что понимали то, до чего не добирались умы многих других, были удивительно просты, доступны и даже слишком мудреные понятия излагали так, что и самый круглый изо всех круглых дураков понять всё мог запросто. В этом Лёха сам был убеждён, но только теоретически, потому как ему повезло и дураков, даже квадратных, ни в Школе, ни в редакциях вообще не видал ни разу.

Практика в «Комсомолке», ясное дело, не только благотворительные беседы с мудрецами. Маловича почти с первых дней практики, рассчитанной на полтора года, гоняли в командировки по Союзу на все четыре стороны света.

Молодой. Положено бегать. Свои публикации в самой популярной тогда газете Лёха не вырезал, а складывал в стопку целиком все газеты. На память. И, конечно, чтобы потом гордиться и хвастаться умеренно, но невзначай, если подвернётся располагающая к хвастовству ситуация. Его, возможно, после учёбы и забрали бы корреспондентом в «Комсомолку», но в одной из командировок, в городе Чебоксары, во время ужина в гостиничном ресторане какой-то пьяный придурок с соседнего столика сказал громко Лёхе, чтобы слышно было многим.

– Таким сопливым козлам как ты, мороженое надо лизать на ночь, а не коньяк жрать. Весь номер теперь заблюёшь, долбо…

И плеснул в Маловича водкой. Не пожалел ста граммов. Хотя пил Алексей виноградный сок из графинчика, а сосед его, действительно, употреблял малость коньяка.

Тут из Лёхиной головы напрочь испарилась мысль о том, что он не ком с горы, а представляет в Чебоксарах солидную газету. Он вытер салфеткой губы и сказал придурку:

–Встать можешь?

Тот встал и сделал шаг в сторону Алексея, после чего протаранил спиной два соседних столика и успокоился, лёжа на паркете, покрытый местами разными соусами, вином и салатами. Тут же прибежала гостиничная милиция. Офицер и сержант. Посмотрели документы обоих и пошли советоваться в сторонку, пока официанты наводили порядок и пытались усадить упавшего на стул.

Потом офицер подошел к Лёхе и расспросил, что и как было. Выслушал и сказал.