Я твой день в октябре

– А в любой другой городской магазин, Игнат Ефимович, Горюнов заехать не может на тележке, – Лёха попытался показать, как это делают инвалиды. – Догоняете почему? Ступеньки не дают. Всего-навсего. Даже в кино таких не пускают на тележках. Проход будут заслонять. А жрёт орденоносец Евгений вообще что попало. На подаяние не разгуляешься, не зашикуешь особо. Жены нет. Так бы хоть на её шее сидел.

– Мы над этим работаем, будь уверен, – сказал тесть. – Скоро откроются магазины для ветеранов. Разрабатываем всё до деталей. Через пару лет запустим разработку в каждый городок, в каждое село.

– Так война-то когда кончилась? Семидесятый год сейчас, блин! Запустите вы! – разозлился Лёха. – Вам домой за какие заслуги раз в неделю Иван Максимович пару ящиков со жратвой в дом таскает из обкомовских спецподвалов? А жратва-то какая! Я раньше и в «Книге о вкусной и здоровой пище» такую не видел. Лангусты, домашняя колбаса, икра красная да чёрная, мясо парное, крабы «хатка», бананы, бляха! Чужук, карта, конфеты «Грильяж в шоколаде» и «Слива шоколадная с коньяком». Джин, виски, ром кубинский! Ну, ладно – вам таскает. Вы тут выше всех людей. На облаке сидите и поплёвываете на нас, хорьков.

А нам с женой на кой хрен и за какие такие заслуги перед родиной и партией те же ящики он уже год возит? Я не ем. Мне стыдно. Отец не ест. Тоже неловко ему. Соседи видят машину, Ивана Максимовича с ящиками. Считаете, не знают, что в них? Думают, наверное, что книги? Чтобы мы все умнели, с вами уравнивались. Они ж идиоты, соседи. Как дети малые. Не врубаются. Да там от ящиков запах от свиного копченого карбоната – на весь двор. Собаки сбегаются. Так вот Надежда лопает и мать моя с ней вместе. Неудобно ей, что Иван Максимович впустую надрывается. Ящики таскает. Вот и скажите мне – за что такие реверансы вам и от кого? И нам, тем более? Как вы это издевательство над народом зовёте скромно – привилегии? Вот эти ваши спец ателье, отдельные магазины с товарами, которых многие даже в заграничных киношках не видели?

Дачи у вас – теремки. Машины – новехонькие каждый год, баня барская для вас, властелинов в обкомовском дворе каждый день дымит, даже ресторан есть коммунистический в подвале обкома. Лично для вас с Бахтиным охотничий домик двухэтажный срубили из брёвен в сосновом бору. Вы ж коммунисты! Пример скромности и альтруизма. Ленин спал – подушки не было. Кепку под голову подкладывал. Пальтишком худым – дырявым укрывался. Вы что, лучше Ленина, обкомовские главари?

– Так, приплыли, – задумчиво произнес тесть и подошел к Лёхе. – А знал я, что паренёк ты не простой. Но не думал, что настолько. Тогда придется работу с тобой провести серьёзную. Мозги тебе на место поставить.

Лёха стал ходить вдоль берега. С мыслями собирался, которых было хоть и много, но вразброс. Альтов стоял на мостике с каменным лицом и, похоже, производил со своей начальственной головой то же самое. А у Лёхи на часах уже было шестнадцать десять. На хлебозавод сегодня он не попадал точно.

– Ладно. Завтра сделаю, подумал он. – Там немного. А тут – ещё начать да кончить. И для жизни этот разговор куда более ценен, чем гонорар за рядовой репортаж.

– Я политруком работал в войну, так мне военком, генерал, сказал в сорок пятом. В июне. Демобилизации нам ещё не было. Но мы все готовились ехать в мирную жизнь, – тесть пальцами изобразил, что просит у Алексея сигарету и спички.

– Вы ж не курите, – удивился Малович, но достал «Приму», коробок со спичками и отнёс.

– Вот… – прикурил тесть, кашлянул раз пять и глубоко затянулся. – Мне бы с тобой, пацаном зелёным, вообще на эту тему не говорить. Ну, да ладно. Всё одно когда-нибудь да вылезет такая беседа. Больно уж ты шустрый и не в меру начитанный. Вот… ну, мне военком под второй стакан спирта новость выдал. Тебя, говорит, Игнат, заворготделом ЦК КПСС заприметил, когда приезжал к нам пропагандистскую работу проверять. Помнишь, говорит, вы с ним после семинаров с солдатами и офицерами на охоту ездили под Пермь?

«Помню», я ответил. Не знаю, сказал военком, как вы там с ним болтали и о чём, но он потом мне сказал, что тебя, как хорошего специалиста и порядочного человека, он планирует оставить на партийной работе. Ну, я, честно, не обрадовался. Потому, что если бы заворг меня забрал к себе в ЦК, то только инструктором. А кем ещё? Не советником же Сталина. Там бы я и потерялся. А я, Алексей, не желал затеряться и засохнуть над бумагами.

А мечтал я остаться военным. В армии работать по линии политической пропаганды и агитации. Привык ведь. Научился многому. Жалование хорошее. Я майором был, но сидел на должности полковника. Значит и погоны вскоре мне светили бы с тремя большими звёздами.

– Ни и чего ж не остались в армии? Сейчас бы уже на пенсии были как военный человек. Дача, дети, сад-огород. И спокойная жизнь самостоятельная, без лишних нервных конвульсий перед московскими и алма-атинскими проверками из Центральных Комитетов. – Лёха начал успокаиваться. Злость утихла под успокаивающий шелест маленьких волн, трущихся о берег и столбы мостика.