Я – твой должник

На некоторое время мы умолкаем и прислушиваемся к голосам в соседней палате. «Почти незаметно», «Да это и шрамом не назовешь», «Скоро будешь как огурчик, Джефф!» – твердят там наперебой.

– На этого парня тоже напали, – кивает Себ на занавеску, и я вздрагиваю. – Знаешь, я человек широких взглядов, но сейчас испытываю что-то вроде жажды мести.

Он улыбается, давая понять, что шутит, но голос его звучит жутко.

– Неудивительно. – Надо поддерживать разговор на оптимистичной ноте. – Уйдешь в мстители?

– А что, – хмыкает Себ. – Включаешь вечером новости – а там я в лосинах и в маске обломком свинцовой трубы размахиваю.

– Подсвечником, – советую я, и мы снова смеемся.

– А ты мстительная? – спрашивает Себ, отпивая глоток воды. – По-моему, ты не из тех, кто проглотит обиду.

– На самом деле нет, пожалуй, – говорю я после короткого раздумья. – Хотя пару лет назад был один случай, которого я до сих пор не могу простить.

– Расскажи, – просит Себ, и в глазах его вспыхивает интерес.

Мне становится неловко.

– Да ну, дурацкая история.

– А я люблю дурацкие истории, – твердо говорит Себ. – И вообще, я инвалид, и меня положено развлекать. Рассказывай.

– Ну… ладно. Пару лет назад я открыла фирму по кейтерингу, и административную работу вела девушка по имени Сара Бейтс-Уилсон.

– Имя вполне злодейское, – признает Себ.

– Именно. В точку. Она вечно все таскала с моего стола. Ручки, всякое такое. А однажды щетку для волос взяла.

– Мерзавка.

– Хватит! – смеюсь я. – Я же еще не закончила. Это была действительно красивая черепаховая щетка из набора, который мне подарили папа с мамой. Знаешь, бывают такие: щетка, расческа, зеркальце. Это комплект.

– И она не вернула щетку! – догадывается Себ.

– Вот именно! Сначала она вообще говорила, что не брала, потом сказала, что вернет… И в конце концов я пошла к ней домой.

– За щеткой для волос?

– Я правда хотела ее вернуть! – защищаюсь я. – Это же был набор! Та девица жила на первом этаже, и когда я обходила дом, то заглянула в окно спальни. Щетка была там, на комоде лежала!

Мой голос звенит от возмущения.

– И что было дальше? – допытывается Себ.

– Я позвонила в дверь, вышла девица в пижаме, заявила, что нет у нее никакой щетки и чтобы я убиралась. Пришлось уйти ни с чем.

– Ну нет! – негодует Себ.

– Представляешь?! Тогда я решила сфотографировать щетку через окно как доказательство. Подхожу – а щетки нет! Она ее спрятала.

– Маразм, – резюмирует Себ. – Странная какая-то девица. Она у тебя тогда еще работала?

– К тому времени уже нет.

– Ну и слава богу. Она на социопатку похожа.

– Я бы махнула рукой, конечно, но это был подарок мамы с папой, а папы не стало… – У меня срывается голос. – Неприятно вот так что-то терять.

– Конечно. – Взгляд Себа смягчается. – Я бы озверел. И про набор можешь не объяснять. У нас была семейная легенда про старинные прапрадедушкины шахматы. Однажды в Сочельник королева исчезла, а на ее месте лежала записка с требованием выкупа.

– Серьезно? – Я не могу сдержать смех.

– Требовали оставить два фунта в дедушкиных часах. По тем временам сумма была немалая. Кроме прапрадедушки в доме были только его жена и четыре сына, в возрасте от двенадцати до двадцати трех лет. Это мог сделать кто угодно из них.

– И что было дальше? – возбужденно спрашиваю я.

– Прапрадедушка заплатил выкуп, фигурка вернулась на прежнее место, и больше об этой истории не вспоминали.

– Что? – Я с недоверием смотрю на него. – Представляю, если бы такое в нашей семье случилось! Твой прапрадедушка не хотел узнать, кто это сделал? Поймать, выяснить, для чего понадобилось воровать шахматные фигурки?

Себ на секунду задумывается и мотает головой.

– Думаю, больше всего он хотел получить обратно фигурку.

– Ничего себе! – поражаюсь я. – Семьи – это самое странное…

И тут спохватываюсь.

– Извини! – Я прикусываю губу. – Извини, пожалуйста!

– За что?

– Я знаю… – Я сглатываю ком в горле. Трудно подбирать слова. – Про твою семью. О том, что случилось.

И как я объясню свою осведомленность? Но Себ, по счастью, не допытывается.

– Не повезло мне, – говорит он со свойственной ему прямотой. – По крайней мере, в семейных делах.

Он вздыхает, и на мгновение в его глазах мелькает боль.

– Только, пожалуйста, не надо извиняться.

Занавеска отдергивается, и к нам заглядывает парень лет двадцати с небольшим.

– Себ, дружище! Что с тобой приключилось?

– Энди! – сияет Себ.

– Извините, что помешал. – Энди косится на меня и снова обращается к Себу. – Мы тут с ребятами. Тебе ведь все сорта «Криспи крема» нравятся? А то мы поспорили в магазине.

– Я пойду, – торопливо говорю я.

– Не надо из-за нас уходить! – дружелюбно улыбается Энди. – Пирожное будете?

– Нет, спасибо, мне правда пора.

– Тогда вам, наверное, попрощаться надо, – решает Энди и скрывается за занавеской.

Я поднимаюсь на ноги.

– Так ты поправляйся.

Мне вдруг становится неловко.

– Спасибо, что зашла. – Себ смотрит на меня, и в его глазах искрится улыбка. – Спасибо за все.

И вдруг он вскидывается, точно его осенила неожиданная идея.

– Слушай, а у тебя случайно нет с собой той кофейной манжеты? Надо сделать новую запись.