Я – твой должник

– Ничуть! – с чувством возражаю я: Себ точно описывает случившееся между нами с Райаном. – Вечно прощаешь, находишь оправдания и не помнишь…

– …что вокруг есть другие люди, – мягко договаривает Себ.

Он заглядывает мне в глаза, и у меня все сжимается внутри. Другие люди. О ком это он? Обо мне?

Фикси, не будь дурой! Нет, конечно. Он, наверное, про «Тиндер» или еще какой-нибудь сайт знакомств.

– На «Тиндере»? – бухаю я как последняя идиотка, и у Себа в глазах мелькают искорки смеха.

– Об этом я не думал.

Каре-зеленые глаза вопросительно вглядываются в мое лицо. Я беспомощно хлопаю глазами, горло перехватывает, мысли путаются в голове: это… это… стойте… это оно?

Внезапно гудит мобильник Себа, и мы оба машинально смотрим на экран. Высвечивается имя Бриони, и меня охватывает страх. Вдруг она хочет извиниться и все наладить?

– Может, ты… – Я смущенно киваю на телефон. – Вдруг она… Не обращай на меня внимания.

Не говоря ни слова, Себ открывает сообщение и читает его. Оно длинное и сплошь из капслока и восклицательных знаков.

– Так и есть, – сухо констатирует Себ. – Меня послали окончательно и бесповоротно.

– Извини… – повторяю я. – Правда.

Пытаюсь говорить искренне, но, судя по усмешке Себа, мне это не очень-то удается. Он убирает телефон, молчит секунду. А потом говорит:

– Вот я думаю… Может, поужинаем как-нибудь?

Глава девятнадцатая

Сорок восемь часов спустя мы с Себом сидим в итальянском ресторане, и я не очень понимаю, как продержалась эти два дня. Я вкалывала в магазине, начала рождественские покупки и починила сломавшийся унитаз (папа нас еще в детстве обучил простейшим сантехническим работам). С виду я держусь нормально. Даже кажусь спокойной. А про себя только об одном и думаю: ужин с Себом… о господи!..

Иногда наоборот: я психую из-за того, что он мне вдруг разонравится. Но вот наконец мы сидим за столом, в золотистом сиянии ламп, и я не могу отвести от Себа глаз. Он тоже неотрывно смотрит на меня. И то, о чем мы оба думаем, настолько очевидно, что я сама удивляюсь своим сомнениям. Мы заказали лигвини с морепродуктами, поболтали о вине и погоде, но это лишь фон для безмолвной, куда более глубокой возникшей между нами связи.

Приносят вино, и Себ становится общительнее.

– Расскажи о себе, – просит он, когда удаляется официант. – Расскажи про Фикси.

Он поднимает бокал, я чокаюсь с ним и отпиваю глоток. Вино изысканное, терпкое, и сразу кажется, словно я уже выпила достаточно.

– А что ты хочешь знать? – смеюсь я, а про себя перебираю то, что обычно готова открыть из своей жизни.

– Все, – с ударением произносит Себ. – Абсолютно. Для начала очевидно, что ты олимпийская чемпионка по фигурному катанию. Семья тобой наверняка гордится.

Понимаю: он не нарочно. И все-таки он бьет прямо по болевой. Фигурное катание – это не то, чем я готова делиться.

– Вроде того, – и я коротко улыбаюсь. Кажется, получилось неубедительно.

– Вроде, – медленно повторяет Себ.

– А давай о тебе поговорим, – перехожу я в наступление. Себ озадачен: понял, что я увиливаю. Он с задумчивым видом потягивает вино.

– Идея, – говорит он наконец. – А давай по-честному. Выложим друг другу весь багаж.

– Багаж? – тупо повторяю я.

– Ты знаешь, о чем я. – Он смотрит на меня в упор. – То, что у тебя на сердце, то, из чего ты состоишь как личность, о чем думаешь по ночам. И хорошее, и плохое. Между нами.

– Ты об этом! – Я смеюсь. А то я испугалась, что надо душу обнажать. Вдруг ему моя душа не понравится! Подумает еще: фу, не ожидал такого.

– Да. Именно о таком багаже. – Себ ставит локти на стол, и на лице его знакомое выражение неподдельного интереса. – Кто такая Фикси Фарр? Расскажи.

Я набираю в грудь побольше воздуха – и рассказываю. Прерываясь, чтобы проглотить лингвини, выкладываю все о папе. О Фаррах. О маме. О том, как рухнула моя компания по кейтерингу, и как я до сих пор не расплатилась с мамой, и какой бездарью с тех пор себя чувствую. Немного об отношениях с Джейком (не все; не о том, как я упала на катке, – не хочу омрачать этот вечер. И о воронах не заикаюсь. Есть разница между «говорить честно» и «выболтать слишком много»).

О Райане тоже рассказываю. Себ – сама деликатность, худого слова о нем не говорит, хотя я вижу откровенную неприязнь в его глазах.

– В школе я был влюблен в девочку по имени Астрид, – вспоминает он, когда я умолкаю. – Если бы она снова ворвалась в мою жизнь, я бы голову потерял. Так кажется.

Я даже рассказываю, откуда взялось мое прозвище. Я подцепила это слово года в три и всюду ходила, бубня себе под нос: «Надо пофиксить. Это надо пофиксить». Хотя так и не могла объяснить, что именно.

– Так как тебя зовут на самом деле? – спрашивает Себ.

Поколебавшись, я понижаю голос до шепота:

– Фоун.

Да, знаю, это мое настоящее имя, но оно же мне не подходит! Как звериная кличка!

– Фоун? – Себ окидывает меня критическим взглядом. – Нет, я предпочитаю Фикси.

– Давай считать, что я этого не говорила? – прошу я.

– Забыли.