Его руки выпустили меня, но только для того, чтоб утонуть в моих волосах и держать в ладонях мою голову. Этот нехитрый мужской прием превратил меня в тот кусок теплой глины, с которым можно делать всё, что угодно.
— Ты не хочешь, Веста? Тебе неприятно?
— Ты ненормальный, — от волнения я уже перешла на шепот, потому что голос пропал.
— Ты тоже.
Больше возразить было нечего. Только ненормальная женщина могла на старости лет влюбиться до безволия, до потери сна и аппетита и всякого здравого смысла.
Я встала на цыпочки и обвила руками его шею. Эти несколько минут я была совершенно счастлива, бездумно, глупо, телесно счастлива. Тысячу лет я не ощущала себя слабой гибкой веточкой в мужских руках и не подозревала, что меня саму можно приласкать, как ребенка. Мы стояли посреди комнаты, обнимали друг друга, а вокруг плыли сиреневые пески, белые города и планеты с пятью лунами…
— Так не бывает, — подумала я, — наверно, это сон.
Но это оказался не сон, я это поняла очень скоро, когда ощутила такую знакомую смутную тревогу в груди. Это было ужасно некстати!
Веторио целовал меня за ухом, там, где кончаются волосы и начинается ужасно чувствительная кожа. Тихонько оттолкнув его, я вздохнула и отошла к окну. Двор был пуст. В полуденную жару все прятались в тени. Неожиданно вспомнилась Арчибелла и высокая трава на утесе…
— Веста, — позвал он.
У меня уже заболела голова, и заныло сердце. Так и должно было быть. Тревога росла.
— А теперь оставь меня, — сказала я набирающим твердость голосом.
— Ты что? — удивился Веторио, снова подходя ко мне.
— У меня дела, — объяснила я неохотно, — иди к себе.
— Какие дела?!
Такого он, конечно, не ожидал. Он думал, что я, хоть и не молодая, но все-таки женщина. А я была черной птицей!
— Я постарше, чем тебе кажется, — говорила я, прислушиваясь к себе, — и дела для меня что-то значат.
"Это не на утесе", — уже поняла я, — "значит, в барахолке. Надо бежать туда!"
— Я так быстро тебе надоел? — усмехнулся Веторио.
— Потом, — сказала я нервно, — потом, Тори.
Голова раскалывалась. "Нет, это не в барахолке", — ужаснулась я, — "это ближе. Это здесь, совсем рядом. В покоях Филиппа! Господи, неужели он там?!"
К боли прибавилась тошнота. Я не стала дожидаться, пока мой юный поклонник уйдет, и быстро вышла в коридор. Веторио выбежал следом. Он встал у меня на пути, как будто знал, в какую сторону я пойду.
— Куда ты, Веста?
— Какая тебе разница?! — возмутилась я.
Тревога лишала меня всех человеческих качеств. Это была уже не я. Это была черная птица. Мы стояли друг напротив друга как два упрямых бычка на одном мосту. Веторио не выглядел уже удивленным, тем более, обиженным. Он смотрел на меня разочарованно и устало, глаза совсем погасли.
— Не ходи туда, — сказал он серьезно, — еще рано.
Тут мне надо было бы упасть замертво, потому что он, оказывается, всё знал лучше меня, и цель у него была одна — задержать вездесущую старуху в ее комнате, сколько нужно! От этой мысли мне показалось, что на меня вылили ведро колодезной воды, чтоб я протрезвела и опомнилась окончательно. Я даже зажмурилась на секунду.
— Что значит рано? — проскрипела я зубами.
— Веста, — сказал он мягко, но настойчиво, — я прошу тебя, потерпи немного. Ради себя самой. Тебе совсем не обязательно это видеть.
— Пока еще я здесь хозяйка, — совсем уж рассвирепела я, шагнула вперед, в направлении покоев и уперлась в него как в стену.
— Я всё равно тебя не пущу, — сказал он на этот раз твердо, — так будет лучше.
Он не пропустил бы и целый отряд и не сомневался в этом. Он стоял как скала, выполняя какой-то свой долг, но даже скала не смогла бы задержать черную птицу.
Я отшвырнула его со своего пути с нечеловеческой силой. Он отлетел далеко и обо что-то там ударился, но я даже не оглянулась. Мне было не до него. Я шла к Филиппу.
У Филиппа было тихо и чисто. В гостиной горничная Асетта не торопясь стирала пыль. Она посмотрела на меня несколько удивленно, наверно, ее озадачил мой возбужденный вид.
— Что здесь происходит? — спросила я.
— Ничего, — еще больше удивилась она.
— Сюда никто не заходил?
— Никто, — сказала она недоуменно, — кроме вас.
В спальне послышался легкий шорох. Я велела горничной молчать и пошла туда на цыпочках. Сердце мое бешено колотилось.
Возле раскрытого шкафа с одеждой стояла женщина: статная дама с узкой талией и ровной спиной. У нее были седые волосы, прямой нос, высокий лоб, платье синее с серыми рукавами, почти без отделки. Я и не подозревала, что так внушительно смотрюсь со стороны! Так вот от чего остерегал меня Веторио! От меня самой!
Эта другая Веста снимала с вешалки камзол Филиппа. Жуть меня не охватила, бояться в таком состоянии я не умела. Ничего, кроме гнева, во мне вспыхнуть не могло.
— Стоять! — скомандовала я.
Она обернулась, ахнула от неожиданности и попятилась к окну. Я бы никогда так не сделала, даже, если б испугалась до смерти.
— Стоять, оборотень!
Вбежал Веторио. Он подошел к этой женщине у окна и загородил ее от меня своим телом.
— Веста, пожалуйста! Мы же ничего плохого не хотим!