Я, ты и все, что между нами

Собственно говоря, Адама нельзя было назвать безответственным родителем. Он вовремя выплачивал алименты, помнил о дне рождения Уильяма и выходил на связь по скайпу каждый раз, когда обещал это сделать. Но наш сын был не более чем маленьким элементом в пазле яркой жизни Адама. Они виделись в лучшем случае два или три раза в год. И я даже не уверена, что Адам мог бы что-то возразить на обвинение в отсутствии интереса к сыну.

Мама была зациклена не только на недостатке общения, но и на том, что я никогда ничего не говорила и не предпринимала по этому поводу. А я сознательно позволяла Адаму отдаляться. Честно говоря, я была этому рада. Я любила Уильяма за нас двоих.

Я абсолютно уверена, что она никогда не представляла себе, чтобы мы с Адамом сидели каждое воскресенье за столом ради Уильяма, подавали соус, ненавидя друг друга до тошноты, но она годами настаивала на том, что ему нужны «настоящие» отношения с отцом.

Сейчас Адам живет роскошной жизнью в Дордони, в то время как мы живем в доме в Манчестере, и наличие на углу нашей улицы люксового хлебного магазина ничуть не делает наши условия похожими. Тем не менее я слышу, что она говорит мне. Я не согласна, но слышу. И каждый раз, когда я смотрю на нее в последнее время и представляю, через что ей приходится проходить, то вспоминаю, что я не в том положении, чтобы спорить. Поэтому я отправила Адаму сообщение на имейл, что мы можем нанести визит. Подозреваю, он чуть не умер от удивления.

Как бы там ни было, если бы мне удалось заставить их сблизиться, это могло бы хоть немного утешить маму. Кроме того, у меня ведь будет поддержка, хотя бы на время нашего пребывания там. Моя подруга Наташа присоединится к нам на несколько недель, а потом приедет Бекки с мужем и детьми.

– Я… я люблю Францию, – заговорила мама, пытаясь зафиксировать свой взгляд на Уильяме. – Сделайте побольше фотографий.

Мы несколько раз проводили каникулы во Франции, когда я была возраста Уильяма. Мы останавливались в передвижных домиках на одном и том же месте из года в год – это было раем, новый мир бесконечно солнечных дней и завтраков, состоящих из выпечки с настоящим шоколадом внутри.

– Попробуй покататься на водном велосипеде, – сказала мама. – Твоя мама… любила это.

Я почувствовала, что мое горло сжимается от воспоминаний, как мы с мамой катались вокруг озера на краю лагеря, хихикая на солнце.

Когда Уильям начал что-то болтать о двухъярусной кровати, мне пришлось отвести взгляд, чтобы никто из них не увидел, что мои глаза увлажнились. Я сглотнула комок и напомнила себе, что нас не будет всего несколько недель. Я никому не сделаю лучше, если расплачусь прямо сейчас, и неважно, как тяжело у меня на душе из-за этого.

Я посмотрела вниз и осознала, что мама не прикоснулась к детской ложке. Так что я взяла ее, неуверенно зачерпнула немного каши и поднесла к ее рту.

– Серебряное обслуживание, – пробормотала она и коротко засмеялась.

Глава 3

Мы отправились в наше двадцативосьмичасовое путешествие длиной в тысячу триста километров в прекрасном настроении, вместе невпопад подпевая плей-листу, в котором были все, от «Битлз» до Авичи8. Мы болтали о том, какой была Франция, когда я была маленькой: мягкие песчаные пляжи, чудесное мороженое, – вспоминали о том, как мама учила меня играть в блек-джек на франки и сантимы.

Уильям какое-то время играл на моем айпаде, согнувшись над экраном, пока я не начала переживать, что он залипнет вот так, и не заставила его оторваться. Вместо этого мы включили аудиокнигу «Мальчик-миллиардер» Дэвида Уолльямса и вскоре так сильно смеялись, что у нас заболели щеки. Потом появилась определенная сюжетная линия, вводящая персонажа, который встречается с моделью, снимающейся топлес. Я даже не уверена, знает ли он значение этого слова. Я знала только, что у меня было похожее чувство, когда в начале этого года он просил меня объяснить, откуда берутся дети. Тогда я побежала и купила книгу, посвященную этому и другим похожим вопросам, чтобы он прочел ее самостоятельно, прежде чем спрашивать у меня. Таким образом мы избежали смущения.

– Почему я должен смущаться? – невинно спросил он, заставляя меня звучать радостно и расслабленно при чтении предложений вроде «некоторые люди называют этот процесс мастурбацией».

К тому времени, как мы оказались на пароме, Уильям был гораздо менее расположенным к разговорам. Он выглядел бледным, когда мы припарковались в подвале парома и направились вверх к окну.

– У нас будет отличный вид, – отметила я радостно, на что он ответил:

– Меня сейчас стошнит.

Его вырвало семь раз в течение шестичасового ночного путешествия, на протяжении которого мы должны были спать, и с парома он сошел похожим на ребенка из «Экзорциста». Мы остановились на первой площадке для стоянки, которую нашли на французской земле, ждали, пока его морская болезнь пройдет, и потягивали воду, глядя на то, как поток британских семей двигался в неправильном направлении по кольцевой.