Я, ты и все, что между нами

Когда шато было почти завершено, а у нашего сына намечался третий день рождения, было очевидно, что Адаму таки удалось привести его в порядок.

Я запретила себе злиться, по крайней мере, из-за успеха, над достижением которого он тяжело трудился. Хотя, признаюсь, я никогда не могла по-настоящему поверить в то, как быстро он начал спать с другими женщинами после нашего разрыва, пока я привыкала к жизни с болящими сосками, отсутствием сна и с мыслью о том, что день был удачным, если я успевала почистить зубы до трех часов дня.

– Мы на месте? – спросил Уильям, сияя. – Вау, оно чудесное, не правда ли?

– Однозначно. Твой отец проделал огромную работу.

Шато было обезоруживающе красивым, больше походило на французский особняк, чем на замок в моем представлении, однако со всем величавым и неоклассическим гламуром, о котором можно только мечтать.

В нем было три этажа и серебристо-серая крыша с наклоном в сторону стен бисквитных оттенков с огромными окнами, обрамленными вычурными ставнями цвета морских ракушек. Две древние каменные ступени с филигранными коваными железными перилами вели к огромному арочному дверному проему. Высокий, увитый плющом балкон выходил на подъездную дорогу, покрытую гравием и окруженную с обеих сторон кипарисами. Вдоль здания снаружи выстроились горшки с яркими цветами.

Мы тряслись на ухабах в тишине, запах чабреца и колокольчиков витал в воздухе. Щебет соловьев и мягкий шелест бриза были единственными различимыми звуками.

– Не могу дождаться встречи с папой, – произнес Уильям. – Он выйдет нас встречать?

– Он постарается. Он сказал нам направляться в приемную по прибытии.

Адам клялся, что выбежит и обнимет Уильяма, как только мы приедем, но я умолчала об этом. Я не готова рисковать, учитывая, что мы говорим об Адаме и что он не ответил на сообщение, которое я отправила ему час назад, когда мы остановились, чтобы заправиться. Я заглушила двигатель и открыла дверь.

– Пойдем, попробуем найти его, – предложила я, выходя из машины. – Он не узнает тебя. Ты вырос почти на пять сантиметров с вашей последней встречи.

С Рождества мы видели Адама во плоти только один раз, когда он был в Лондоне у своей новой девушки Эльзы. Как и многие девушки, с которыми Адам встречался после меня, Эльза была младше его на несколько лет и полностью теряла дар речи в его присутствии, беспомощная перед сверкающим взглядом этих карих глаз.

Мне сложно припомнить, чтобы я чувствовала к нему нечто подобное, но логика подсказывала мне, что так должно было быть. Ведь мы были вместе больше трех лет, какое-то время были даже влюблены друг в друга и сумели сделать ребенка, пусть и случайно.

Это произошло до того, как я осознала, что, когда Адам говорил, что никогда не хотел быть отцом, он действительно имел это в виду.

Он первый признал, что не создан быть таким отцом, который был у меня. Мой папа далек от идеала, но его любовь до сих пор проявлялась в каждом часе, который он проводил со мной – играя в куклы или, когда я выросла, обучая меня водить машину. Такие занятия не были интересны Адаму даже после того, как отцовство стало неизбежной реальностью.

Из-за всего этого мне и пришлось разорвать наши отношения. Это было одним из самых сложных решений, которые я когда-либо принимала в своей жизни. Но у меня не было выбора.

Глава 5

Каменная лестница привела нас вверх к тяжелым дверям в холодную приемную для гостей, выложенную плиткой из выветрившегося камня.

Мы подошли к длинному старинному столу, на котором стояла стеклянная ваза с колеблющимися, резко пахнущими цветами и лежал белоснежный блокнот. Стул за ним был пустым, что Уильям воспринял как сигнал к тому, что необходимо нажать на серебристый звонок несколько раз.

Нас поприветствовала молодая девушка в короткой черной юбке, полупрозрачной белой блузке и балетках. У нее была гладкая блестящая кожа, ослепительные зубы и длинные светлые волосы, убранные назад в хвост, как у объезженной лошади.

– Чем я могу вам помочь?

Она – англичанка с высоким уверенным голосом, который предполагает привилегированность и высокое положение. Я бы дала ей около двадцати пяти. Она не была худой, но ни одна часть ее тела не болталась, за исключением тех, что должны были по определению. Они немного покачивались.

– Мы зарезервировали один из коттеджей. На имя Джессики Пендлтон.

Ее лицо расплылось в такой улыбке, как будто она услышала новость о том, что в шоколадном пасхальном яйце нет калорий.

– Джесс! Я Симона.

Она положила ручку, обошла стол и протянула ко мне руки. Меня удивил такой подход к обслуживанию клиентов, особенно учитывая, что этот отдых ничего мне не стоил.

– А ты, должно быть, Уильям!

Уильям переминался с ноги на ногу:

– Да.

– Ты очень похож на своего отца, – продолжила она, широко улыбаясь.

Он выглядел довольным:

– Ох.