Я – убийца

Он не мог подобрать правильные слова, чтобы описать, как сильно вся эта ситуация действовала ему на нервы, когда приподнял полицейскую оградительную ленту над головой и махнул рукой судмедэксперту, разрешая пройти на место преступления. Энглер планировал провести вторую половину дня с семейной упаковкой носовых платков, четырьмя таблетками аспирина и банкой пива в теплой постели перед телевизором, в то время как другие будут за него работать. Вместо этого он должен теперь под проливным дождем выкапывать труп. Вернее, то, что от него еще осталось. Голова, которую они нашли в могиле какого-то ротвейлера, оказалась такой маленькой, что они смогут перевезти ее в коробке из-под обуви, как только научно-экспертный отдел закончит свою работу.

Энглер свирепо прошлепал по луже к временному брезентовому навесу, который стоял прямо за штакетником и служил убежищем. С тех пор как они приехали сюда, дождь усиливался с каждой минутой, и Брандману приходилось регулярно стучать деревянной палкой по крыше, чтобы слить скопившуюся воду.

— Черт! — выругался следователь по особо важным делам. Часть водного потока попала Брандману за воротник. И Энглер не впервые спрашивал себя, как этот неловкий тип вообще попал в Федеральное управление уголовной полиции. Он три раза перекрестится, когда этот младенец-великан снова исчезнет. Тогда все они смогут вернуться к привычным и проверенным методам работы.

— Как ваша голова? — спросил Брандман, когда Энглер, дрожа, втиснулся рядом с ним под навес.

— Почему голова? Засранец приложил электрошокер мне к спине.

— И вы уверены, что это не мог быть Штерн?

— Ну сколько еще? — Энглер подавил желание сплюнуть собравшуюся мокроту на пол. — На мужчине была хирургическая повязка до глаз, медицинский халат и, вероятно, длинный парик. Нет, я не уверен. Однако он говорил по-другому и казался меньше ростом.

— Странно. Бьюсь об заклад, мы найдем отпечатки Штерна на месте преступления.

— А я бьюсь об заклад…

Энглер запнулся посередине предложения, вытащил свой вибрирующий телефон из кармана брюк и взглянул на поцарапанный дисплей. Звонили с неизвестного номера.

Он приложил указательный палец к губам, хотя Брандман и не собирался ничего говорить, и открыл свой раскладной телефон.

— Алло?

— Ну, я был прав? — услышал он знакомый голос Штерна.

2

Энглер шмыгнул носом и с благодарностью взял у полицейской в униформе бумажный стаканчик с дымящимся кофе.

— Да, к сожалению. В гробу лежал череп.

— Человеческий?

— Да. Но почему вы нас проинформировали? Откуда вы знали об этой могиле?

Штерн сделал небольшую паузу, словно забыл ответ.

— От Симона, — наконец произнес он.

Энглер немного подумал, потом включил громкую связь.

Устройство громкой связи на его телефоне оставляло желать лучшего, и Брандману пришлось придвинуться ближе, чтобы не пропустить ни одного слова разговора.

— Не морочьте мне голову, Штерн. Ну же, как вы с этим связаны?

— Этого я вам не могу сказать.

Два громко разговаривающих полицейских подошли к навесу. Увидев яростную жестикуляцию Энглера, они замолчали и, развернувшись, отошли — на всякий случай.

— И зачем вы снова звоните?

— Мне нужно время. Отнеситесь к подсказке с кладбищем как к доказательству того, что мне нечего от вас скрывать. Симон для меня такая же загадка, как и для вас. Но я выясню правду. Мне только нужно, чтобы вы оставили меня в покое.

— Боюсь, уже поздно.

— Почему? Я ничего не нарушил.

— Мне так не кажется. Мы нашли ваш автомобиль. Он был случайно припаркован рядом с транспортной компанией в районе Моабит.

— Выпишите мне штраф, если машина стояла в зоне запрещения стоянки.

— По описанию мужчины, который открыл холодильник с трупом, визитер был очень похож на вас. Странно, не так ли? Кстати, насчет запрета стоянки. Сегодня у Хакского рынка, во втором ряду, стоял черный джип. Перед частной клиникой Тифензее. Вы там были?

— Нет.

— Но зато был некий Андреас Борхерт. Мы проверили номера. По всей видимости, с сегодняшнего дня вы и насильник снова неразлучны.

— Анди оправдали.

— О’Джей Симпсона[5] тоже. Но оставим это. Важнее то, что из-за вас я снова был вынужден ограждать место убийства.

— Думаете, я проинформировал бы вас, если бы сам убил мужчин?

— Нет. Я не считаю, что вы убийца, Штерн.

Это были единственные слова, которые легко дались Энглеру.

— Тогда что?

Солнце зашло, и с каждой фразой вокруг них сгущалась темнота. Энглер был благодарен за строительную лампочку, которая освещала навес. Он помедлил и вопросительно посмотрел на Брандмана.

Он правда должен это сделать? Внутренне он противился, но психолог-криминалист ободряюще кивнул ему, и Энглеру пришлось придерживаться стратегии, о которой они договорились с начальником комиссариата.

— Ладно, я вам кое-что раскрою. Но только потому, что завтра это будет написано во всех газетах: мужчину с топором в черепе звали Гаральд Цукер. Другого, в холодильнике, Самюэль Пробтесцки. О первом мы ничего не слышали уже пятнадцать, о другом двенадцать лет. Хотите знать, почему нам было плевать на это до сегодняшнего дня?

— Они преступники.