Я – убийца

«За последние семь лет из поля зрения один за другим исчезли семеро психопатов».

Слова следователя эхом отдавались в его голове, когда он смотрел вниз, на сверкающую танцплощадку в двадцати метрах под ним.

Бюро владельца дискотеки располагалось, как орлиное гнездо, под крышей комплекса, который, по всей видимости, был сконструирован несостоявшимся капитаном. Большой дискозал снаружи напоминал корабль. Символ дискотеки — подсвеченная розовым дымовая труба на белоснежной носовой части центрального здания — за километры указывала неистово жаждущей танцев молодежи путь в бранденбургской ночи. У Борхерта все еще был ключ, поэтому «Титаник» мог послужить им укрытием по крайней мере на ближайшие три часа. Пока дискотека официально не откроется для публики.

Штерн отправился вниз к трем своим спутникам. Как в пятизвездочном отеле, он спустился в стеклянной кабине лифта на основную танцплощадку и подумал, как лучше все рассказать. С этого момента они в бегах. Борхерту ситуация знакома. Но для Карины это наверняка премьера. Двери лифта открылись, и только сейчас он услышал громкую музыку.

— Эй, у малыша есть вкус! — крикнул ему Анди. Он стоял на другом конце танцплощадки рядом с Симоном и двигал бедрами. Мальчик радостно смеялся и хлопал в такт рок-песни, раздававшейся из сабвуферов.

— Он подключил айпод Симона к музыкальному оборудованию, — объяснила Карина.

Штерн вздрогнул, потому что не заметил, как она подошла.

В пятнадцати метрах от них Борхерт, закинув голову, пел в воображаемый микрофон.

— Мы должны сдаться. — Штерн сразу же и откровенно перешел к сути дела. Он объяснил Карине, что их разыскивают. — Мне очень жаль. — Такими словами он резюмировал краткое содержание разговора с Энглером и тщетно искал в глазах Карины признаки беспокойства.

— Не стоит. Это же мое решение, — возразила Карина. — Я вас свела. Если бы не я, у тебя сейчас не было бы этих проблем.

— Почему ты так спокойна? — Штерну неожиданно вспомнилась та ситуация два года назад. Тогда, на парковке перед «Макдоналдсом», он порвал с Кариной, а она все равно улыбалась.

— Потому что это того стоило.

— Я не понимаю.

— Ты только посмотри. Я знаю Симона уже полтора года. Но таким счастливым еще никогда не видела.

Штерн заметил, как Борхерт помахал ему, и подумал, сможет ли он когда-то посмотреть на мир глазами Карины. Они были вместе всего дней десять, когда он объявил, что хочет расстаться. Прежде чем успеет по-настоящему влюбиться в нее. Когда Карина на прощание нежно коснулась его щеки, Штерн узнал о себе нечто важное. В тот момент он понял, что ему не хватает того жизненного фильтра, который помогает Карине выключать негатив в самой ужасной ситуации и даже находить розу на краю поля битвы.

Сейчас он снова видел это свечение в ее глазах, мельчайшие морщинки от смеха. Для Карины в этот момент не существовало никаких преступников, никакой опухоли мозга и никакого федерального розыска. Она радовалась счастливому мальчику, который впервые в своей жизни танцевал на дискотеке. Штерну, наоборот, становилось все грустнее. Он жалел ребенка, которого никогда не будут ругать за то, что в субботу он слишком поздно придет домой с танцев, потому что целовался на дискотеке со своей первой любовью.

Тут началась новая песня, которая больше подходила к его негативным мыслям, — сейчас уже меланхолические струнные звуки баллады наполнили зал.

— Эй, это же ваша песня! — ухмыльнулся Борхерт и исчез за ионической декоративной колонной. Через секунду послышалось шипение, и белый туман из дым-машины заволок танцплощадку.

— Круто! — воскликнул Симон и сел на пол. Из искусственного облака виднелись только его светлые вихры.

— Мы должны отвезти его обратно в больницу, — запротестовал Штерн, когда почувствовал, как Карина взяла его за руку.

— Ну, подожди. Еще минуту.

Она потянула его за собой на танцплощадку — прямо как в свою спальню в первую ночь. И снова Штерн не знал, почему позволяет это делать.

— Мы не можем здесь…

— Тсс… — Она приложила палец к его губам и легко провела ладонью по волосам. Потом притянула к себе, как раз когда начался припев.

Штерн колебался. Он пока не ответил на ее осторожное объятие. Чувствовал себя как один из пакетов с наклейкой «Осторожно! Хрупкий груз — стекло».

Из боязни, что внутри его что-нибудь треснет, сломается, если он прижмет Карину к себе, Штерн едва решался дышать. В конце концов он справился со своим глупым страхом и протянул руки к Карине.

При этом он вспомнил о том моменте в машине Борхерта, когда в зеркале заднего вида увидел Симона, спящего в ее объятиях. В первые секунды он не мог понять свои чувства. Но сейчас знал, что это было нечто среднее между тоской и сожалением, — и оно наполняло его снова. Тоска по Феликсу и такому же ласковому любящему прикосновению. Сожаление, что тем резким расставанием он лишил Карину и того и другого: собственного ребенка и мужчины, к которому она, по всей видимости, была по-прежнему неравнодушна. Хотя он этого абсолютно не заслуживал.