Я убью за место в раю

А как загладить? Бегаю за ним словно ему четырнадцать. Он в подростка играет, и я как дурак подпеваю. Чего бегаю? Волнуюсь, словно он мой сын. Ведь как сын ты мне. Своего-то так и не заимел. Был шанс, да идиотом я был. Служба. Отечество в опасности. А ведь она хотела, не глядя, какой я. Ждала меня. А я… Да что там теперь ныть. Пойду лучше в сопки проорусь опять. Прорыдаюсь там, что бы тут никто не видел. Наташка придет жалеть. Хоть какая-то женщина у меня в жизни появилась. Как не отпугнуть? Как снова не облажаться. Может и я смогу себе жизнь придумать. Что бы кроме вот этого еще был человек у меня. Попробую. Постараюсь я. Ешь, давай, щенок. Жуй мясо, чтобы зубы крепче были. Вот кусок тебе побольше, пододвигаю же. Бери, давай. Молодец. Ну, вот. Хоть этого оболтуса накормил. Мать его так звала — оболтус. Так оболтус и есть. И чего этот кот в тебе нашел? Почему именно он с тобой остался? Хороший котейко. Молодец, присматривай за ним. Я тебе еще мяса принесу. Ну, что порозовел? То-то. Похами еще папке, недоросль. Не смотрит в глаза. Пошли уже работать. Служака до мозга костей. Делай дело, лови эту бабу. Бабы на тебя сами вешаются, так что может, приманишь ее своей харизмой брутального мужика. Когда ты вырасти-то успел, Егор? Как же мне не хватает друга… Хоть немного бы стал мне другом, Егор.

Глава 7. И какой он, этот Рай?

— Разрешите с Машей проститься, Шериф, — Кира сидела перед ним на маленьком стульчике и дергала себя за редкие волосенки на голове, — я последний раз хочу посмотреть на нее.

— Кира, сейчас отсюда опасно тебе выходить.

— Я только перед тем как ее заберут. На улицу не пойду! Пустите в Клинику на нее посмотреть.

Шериф стоял над девушкой и, скрестив руки на дробовике, висящем на груди, смотрел на нее сверху. Некрасивая. Скулы кривые, волосы редкие. Ноги короткие. За что такую может полюбить красивый парень? Анатолий был ничего так с виду, если я его помню, конечно. Высокий, плечистый. Или просто вариантов не было. Что было рядом, то и полюбил? Романтик, без того чтобы не опекать хоть кого-то не мог дышать. Или от одиночества, от страха остаться одному. И она тоже. И ко мне липнут тетки не потому, что красавец или умен как стадо бобров. Просто выбор небогат. Чувствуют, что нет подлости во мне, вот и липнут. Даже сейчас попробуй, найди своего человека среди остатков людей. А раньше еще хуже было. Ведь восемь миллиардов на планете жили, попробуй, высмотри среди толпы народа, того, кто именно твой человек. Нравилась мне девчонка во втором классе. Как сейчас помню, Юлькой звали. Курносая. Так на меня даже не смотрела, не видела вообще. А я в кровати по ночам грезил, как ее спасаю от кого-то, уж и не помню от кого. Все спасал, и спасал, а она мне в награду ноги свои показывала. Что было такого в детском мозгу, почему ноги? Эх, Машунька, наверное, хороший ты была человек. А сейчас разлагаешься от меня неподалеку. А эта — прям чучелко постапокалиптическое. Но ведь и ей хочется любви и ласки. А кому не хочется?

— Кира, давай так. Ты мне подробно все расскажешь. Без вранья. И я тебя под охраной свожу Машу похоронить. Парни уже могилы копают сейчас.

— Хорошо. Только вы садитесь рядом, а то мне неудобно, когда вы надо мной нависаете. Рассказывать я не очень умею.

— Давай, как сможешь. Хуже чем у Бориски вашего точно не получится.

Кира помолчала минуты три, кусая губы, резко выдохнула и начала говорить, глядя в пол: