Читаем Я учился жить... (СИ) полностью

- О великолепный! О несравненный! О отрешенный! О блистательный! – торжественно провозгласил Генка, эффектно разводя руки в стороны. – Как, скажи мне, о как прошел твой отпуск? Кстати, Аркадьич не просто доволен, а очень доволен. Говорит, что ты там в своих Швейцариях добрых двести мильярдов клеток восстановил, таким умным стал. Здорово ты Леонидыча пригладил.

- Я чувствую себя униженным. До этого все было так плохо? – хладнокровно поинтересовался Глеб.

- До этого все было замечательно. Ты типа по зарплатным бонусам не замечал, ага, - ехидно сказал Генка и закрыл ногой в салатовом кроссовке дверь. – Аркадьич тебе таких бонусов выписывал, что все его замы каждый месяц на дерьмо исходили. И только ты ходишь по коридорам, освещаешь их своими нимбами, удобряешь перьями и не замечаешь, как на тебя жуткие и злобные хэдхантеры облизываются. Пироги у тебя случайно не водятся?

Глеб молча указал пальцем на кухню. Генка бесцеремонно прошествовал туда.

- А мясо? – обиженно спросил он, выходя оттуда, держа в руке тарелку с брусничным пирогом.

- Было. В обед. – Безжалостно отозвался Глеб, с удовлетворением глядя на Генку. Тот послушно вытянул лицо, принял на пару секунд обиженный вид и отправил в рот внушительный кусок пирога.

- О ужас, как ты смел оставить меня без провизии и все такое, - беспечно отозвался он, усаживаясь на стул и вытягивая ноги. – Как съездил?

- Отлично, более чем отлично, спасибо. Твоими молитвами.

- Да я прям лоб об пол расшиб, как о твоем отдыхе молился, - кротко улыбнулся Генка. – Гульнул хоть, пернатый ты наш нимбоносец?

- Обязательно. По долинам и по взгорьям, - Глеб смиренно улыбнулся. – Тебе кофе делать? Или ты уже уходишь?

- Не хочу тебя разочаровывать, но делай, - Генка торжественно вскинул голову и принялся за пирог. – Кстати, хорошая штука. Тоже Ильи произведение? – он повысил голос, чтобы Глеб в кухне его слышал.

- Едва ли, хотя и возможно. Из кафе.

- Едва ли, хотя и возможно, - задумчиво повторил Генка, - пациент скорее жив, чем мертв.

- Как ты скорее всего знаешь, - терпеливо пояснил Глеб из кухни, - Илья не гнушается пачкать руки на кухне кафе Натальи Владимировны, у которой, как ты с куда большей вероятностью знаешь, работает Макар. Но в силу некоторых форс-мажорных обстоятельств он был вынужден провести все выходные в своей парикмахерской, вознося обильную дань своему цирюльному богу, о чем ты, скорее всего, не знаешь. – Он опустил чашку перед ним. – Поэтому я исхожу из предпосылки, что учитывая свежесть данного пирога, которую ты, надеюсь, оценил по достоинствам, не меньшим, чем и его вкусовые качества, к этому пирогу он скорее всего не имеет отношения. Но место ночным бдениям и прочим прелестям я все же оставлю. Кто их знает, этих увлеченных. Я в достаточной степени объяснил субъективную непротиворечивость двух частично антонимичных атрибутов модальности вероятности в моем высказывании?

Генка отмер, пожевал и потянулся за кофе.

- Зато я в пейнтбол на выходных играл, - хладнокровно сказал он, опустив чашку. – Кстати об увлеченных, мы выиграли. Разбили тех уродов в дулю. А фотографии есть?

- Того, как вы разбили тех уродов в дулю? Откуда?

- Швейцарий твоих, - вздохнув, пояснил Генка. – Показывай давай.

Глеб хмыкнул и достал планшет.

- Ты сам их посмотришь, или мне комментировать надо? – кисло поинтересовался он.

- На твою физиономию посмотреть, так ты за сегодня просто всем фотки показывал, от уборщиц до Галины Борисовны, - насмешливо прищурился Генка.

- Галина Борисовна – это святое. – Глеб приподнял брови и посмотрел на Генку многозначительным взглядом, все-таки главная секретарша главного биг-босса – персона слишком важная, да и человек хороший. – Она даже некоторые себе сохранила, а акведуки так и вообще на рабочий стол установила.

- Покажи! – оживился Генка. – Которые?

Глеб показал. Через некоторое время он поинтересовался:

- Ты не будешь против, если я буду заниматься своими делами?

- Да сколько угодно. Только не сверли меня своими криобуравчиками, которые у тебя за глаза сходят, если я дерзновенно осмелюсь попросить комментариев к твоим без сомнения шедевральным снимкам.

Глеб только хмыкнул.

Генка не уходил. Он пересмотрел фотографии, порадовался подарку, попробовал шоколад, понюхал сыр и благочестиво запаковал его обратно, обнюхал пальцы и ушел их отмывать от сырного запаха и вернулся с чашкой кофе.

- Тебе не делаю, ты и так нервный, - невозмутимо сказал он Глебу, глядевшему на него холодными глазами. – И да, я боюсь, но и кофе у тебя хороший.

- Лучше, чем у тебя? Бобы вроде одни, - Глеб откинулся на спинку кресла.

- Между моими и твоими есть все-таки существенная разница, - снисходительно произнес Генка. – Мои бобы – это мои, а твои бобы – халявные, соответственно вкусней.

Глеб хмыкнул.

- Так чего ты добиваешься?

Генка смотрел на него невинными карими глазами и кротко улыбался.

- Я? О, самой малости. Общения, друг мой, общения, - наконец, пояснил он, понимая, что игру в молчанку ему, деятельному, у Глеба – человека созерцательного не выиграть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Борис Годунов
Борис Годунов

Фигура Бориса Годунова вызывает у многих историков явное неприятие. Он изображается «коварным», «лицемерным», «лукавым», а то и «преступным», ставшим в конечном итоге виновником Великой Смуты начала XVII века, когда Русское Государство фактически было разрушено. Но так ли это на самом деле? Виновен ли Борис в страшном преступлении - убийстве царевича Димитрия? Пожалуй, вся жизнь Бориса Годунова ставит перед потомками самые насущные вопросы. Как править, чтобы заслужить любовь своих подданных, и должна ли верховная власть стремиться к этой самой любви наперекор стратегическим интересам государства? Что значат предательство и отступничество от интересов страны во имя текущих клановых выгод и преференций? Где то мерило, которым можно измерить праведность властителей, и какие интересы должна выражать и отстаивать власть, чтобы заслужить признание потомков?История Бориса Годунова невероятно актуальна для России. Она поднимает и обнажает проблемы, бывшие злободневными и «вчера» и «позавчера»; таковыми они остаются и поныне.

Александр Николаевич Неизвестный автор Боханов , Александр Сергеевич Пушкин , Руслан Григорьевич Скрынников , Сергей Федорович Платонов , Юрий Иванович Федоров

Биографии и Мемуары / Драматургия / История / Учебная и научная литература / Документальное
Аркадия
Аркадия

Роман-пастораль итальянского классика Якопо Саннадзаро (1458–1530) стал бестселлером своего времени, выдержав шестьдесят переизданий в течение одного только XVI века. Переведенный на многие языки, этот шедевр вызвал волну подражаний от Испании до Польши, от Англии до Далмации. Тема бегства, возвращения мыслящей личности в царство естественности и чистой красоты из шумного, алчного и жестокого городского мира оказалась чрезвычайно важной для частного человека эпохи Итальянских войн, Реформации и Великих географических открытий. Благодаря «Аркадии» XVI век стал эпохой расцвета пасторального жанра в литературе, живописи и музыке. Отголоски этого жанра слышны до сих пор, становясь все более и более насущными.

Кира Козинаки , Лорен Грофф , Оксана Чернышова , Том Стоппард , Якопо Саннадзаро

Драматургия / Современные любовные романы / Классическая поэзия / Проза / Самиздат, сетевая литература
В Датском королевстве…
В Датском королевстве…

Номер открывается фрагментами романа Кнуда Ромера «Ничего, кроме страха». В 2006 году известный телеведущий, специалист по рекламе и актер, снимавшийся в фильме Ларса фон Триера «Идиоты», опубликовал свой дебютный роман, который сразу же сделал его знаменитым. Роман Кнуда Ромера, повествующий об истории нескольких поколений одной семьи на фоне исторических событий XX века и удостоенный нескольких престижных премий, переведен на пятнадцать языков. В рубрике «Литературное наследие» представлен один из самых интересных датских писателей первой половины XIX века. Стена Стенсена Бликера принято считать отцом датской новеллы. Он создал свой собственный художественный мир и оригинальную прозу, которая не укладывается в рамки утвердившегося к двадцатым годам XIX века романтизма. В основе сюжета его произведений — часто необычная ситуация, которая вдобавок разрешается совершенно неожиданным образом. Рассказчик, alteregoaвтopa, становится случайным свидетелем драматических событий, разворачивающихся на фоне унылых ютландских пейзажей, и сопереживает героям, страдающим от несправедливости мироустройства. Классик датской литературы Клаус Рифбьерг, который за свою долгую творческую жизнь попробовал себя во всех жанрах, представлен в номере небольшой новеллой «Столовые приборы», в центре которой судьба поколения, принимавшего участие в протестных молодежных акциях 1968 года. Еще об одном классике датской литературы — Карен Бликсен — в рубрике «Портрет в зеркалах» рассказывают такие признанные мастера, как Марио Варгас Льоса, Джон Апдайк и Трумен Капоте.

авторов Коллектив , Анастасия Строкина , Анатолий Николаевич Чеканский , Елена Александровна Суриц , Олег Владимирович Рождественский

Публицистика / Драматургия / Поэзия / Классическая проза / Современная проза