Читаем Я учился жить... (СИ) полностью

Илья играл. Это было глупое сравнение, но он играл. Это было не то дурацкое сравнение: мол, как на музыкальном инструменте, настроенном или расстроенном. Речь совсем не шла о мастере и объекте, с помощью которого он мог демонстрировать свой талант. Речь не шла и о шалостях двухмесячных щенков, которые радостно теребят игрушки, подчиняясь невнятным, но вполне настойчивым инстинктам. И речь не шла об азартных противостояниях, в которых один обязательно должен выиграть, чтобы лицезреть поражение другого. Илье вообще были чужды все эти рассуждения о доминантности, альфа-самцовости, первенстве; если при нем заводили эту шарманку, он скептически приподнимал брови и саркастично угукал. Он играл в чем-то похожем на джем-сейшн, предлагая тему и с интересом следя, как Стас отзывается на нее, подхватывает и развивает во что-то иное. Он с нетерпением и увлечением ждал реакции Стаса, чтобы отреагировать на нее, и снова перехватывал инициативу и предлагал свою тему. Сытые, удовлетворенные и добродушные подростки, не обезображенные цивилизованными понятиями о долге, чести, достоинстве, обязанностях и прочих кандалах, играют в такие игры, плескаясь в воде, резвясь и устраивая догонялки, не для того чтобы победить, а для того, чтобы насладиться могуществом тела, своего и чужого. Тело Стаса вибрировало, обновляя и подпитывая в Илье желание большего, и было так здорово и так интригующе играть с ним; хотя что-то подсказывало Илье, что губы будут завтра ныть: Стас не гнушался кусать их вполне себе ощутимо. И мышцы на спине были так хорошо промассированы его пальцами, как бы не до синяков. И все равно было не жалко, потому что этот опыт стоил всех неприятных ощущений.

Стас сидел на стуле, откинув голову и переводя дыхание. Он пытался удержать в себе россыпь мелких, почти неуловимых отголосков только что пережитых ощущений. Ему было дивным образом непривычно чувствовать себя таким удовлетворенным – обычно хотелось продолжения. А сейчас было хорошо. Он осторожно и глубоко вдохнул и бережно выдохнул, словно боялся, что от избытка переживаний его грудь разорвет на части. Не свершилось. И тут же на колени что-то приземлилось. Он лениво приоткрыл глаза и покосился вниз. Всего лишь полотенце, которое ему кинул Илья. Сам он стоял, опираясь о стену напротив, склонив голову, словно вслушивался в себя, и промокая шею. Стасу хотелось оказаться рядом с ним, и чтобы стоять и снова касаться его всем телом.

Илья обвел клетушку отрешенным взглядом, упорно избегая встречаться им со Стасом, лениво следившим за ним, и вышел. Свет в рабочем помещении погас, оно освещалось только уличными фонарями. Илья вернулся.

- Оклемался? – безразлично бросил он Стасу.

Стас наклонился вперед и потянулся за майкой.

- Ну, - неопределенно буркнул он.

- Тогда давай, собирайся, - Илья звучал отрешенно. Не безразлично, это Стас определил бы сразу; отрешенно, в раздумьях. Он собрался с силами и встал. Ноги были ватными, и у Стаса было одно-единственное желание: лечь и вытянуться во весь рост, желательно рядом с ним. Он посмотрел на Илью. Тот отвел глаза и вышел. В дверном проеме он остановился и бросил через плечо глухим и раздраженным голосом: - Мне закрыть салон надо. Давно уже пора.

Стас, наслаждавшийся негой, распространившейся по всему телу, этой интонации не заметил, или просто не обратил внимания. Он пожал плечами и подхватил сумку. Подойдя к окну и остановившись у него, он потянулся, рассматривая улицу. Ночь обещала быть ясной и шумной, учитывая количество людей на улице. Стас повернул голову, прислушиваясь к звукам, которые вызывал Илья, прибираясь в подсобке, затем сделал пару шагов ему навстречу.

Илья замер, выйдя из подсобки.

- Ты еще здесь? – раздраженно бросил он.

- А где мне быть? – лениво отозвался Стас, томимый желанием приблизиться к нему и не позволявший этому желанию овладеть им. Что-то во всей этой ситуации было странное.

- Домой ехать, - зло бросил Илья. – Я же сказал: мне надо закрывать салон.

Стас сжал зубы. Несильно, не до хруста. Вышел на улицу и замер у входа в парикмахерскую, глядя на небо. Он все-таки решился дождаться Ильи, хотя ему было очевидно, что тот его видеть не хочет. И Стас стоял, смотрел на небо и ждал Илью.

Илья звенел ключами рядом, шумно дыша.

- Ладно, давай, пока, - буркнул он и развернулся. Стас посмотрел на него: только к Илье домой идти было совсем в другую сторону, но для этого нужно было пройти мимо него, Стаса.

- Пока, - тихим звенящим шепотом отозвался он, сверля спину Ильи испытующим взглядом. Илья замер. И пошел дальше. Стас опустил голову.

Макар сладко спал на большой кровати. Глеб уже развлекался на своей беговой дорожке, несмотря на позднее возвращение и некоторую настойчивость Макара. А Макар честно досыпал самые сладкие несколько минут воскресного утра, перед тем как решительно сесть на кровати, отбросить одеяло и попытаться открыть глаза. Но телефон звонил слишком настойчиво, чтобы можно было и дальше безнаказанно его игнорировать. Макар недовольно замычал, дотянулся до аппарата и нажал на зеленую кнопку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Борис Годунов
Борис Годунов

Фигура Бориса Годунова вызывает у многих историков явное неприятие. Он изображается «коварным», «лицемерным», «лукавым», а то и «преступным», ставшим в конечном итоге виновником Великой Смуты начала XVII века, когда Русское Государство фактически было разрушено. Но так ли это на самом деле? Виновен ли Борис в страшном преступлении - убийстве царевича Димитрия? Пожалуй, вся жизнь Бориса Годунова ставит перед потомками самые насущные вопросы. Как править, чтобы заслужить любовь своих подданных, и должна ли верховная власть стремиться к этой самой любви наперекор стратегическим интересам государства? Что значат предательство и отступничество от интересов страны во имя текущих клановых выгод и преференций? Где то мерило, которым можно измерить праведность властителей, и какие интересы должна выражать и отстаивать власть, чтобы заслужить признание потомков?История Бориса Годунова невероятно актуальна для России. Она поднимает и обнажает проблемы, бывшие злободневными и «вчера» и «позавчера»; таковыми они остаются и поныне.

Александр Николаевич Неизвестный автор Боханов , Александр Сергеевич Пушкин , Руслан Григорьевич Скрынников , Сергей Федорович Платонов , Юрий Иванович Федоров

Биографии и Мемуары / Драматургия / История / Учебная и научная литература / Документальное
Аркадия
Аркадия

Роман-пастораль итальянского классика Якопо Саннадзаро (1458–1530) стал бестселлером своего времени, выдержав шестьдесят переизданий в течение одного только XVI века. Переведенный на многие языки, этот шедевр вызвал волну подражаний от Испании до Польши, от Англии до Далмации. Тема бегства, возвращения мыслящей личности в царство естественности и чистой красоты из шумного, алчного и жестокого городского мира оказалась чрезвычайно важной для частного человека эпохи Итальянских войн, Реформации и Великих географических открытий. Благодаря «Аркадии» XVI век стал эпохой расцвета пасторального жанра в литературе, живописи и музыке. Отголоски этого жанра слышны до сих пор, становясь все более и более насущными.

Кира Козинаки , Лорен Грофф , Оксана Чернышова , Том Стоппард , Якопо Саннадзаро

Драматургия / Современные любовные романы / Классическая поэзия / Проза / Самиздат, сетевая литература
В Датском королевстве…
В Датском королевстве…

Номер открывается фрагментами романа Кнуда Ромера «Ничего, кроме страха». В 2006 году известный телеведущий, специалист по рекламе и актер, снимавшийся в фильме Ларса фон Триера «Идиоты», опубликовал свой дебютный роман, который сразу же сделал его знаменитым. Роман Кнуда Ромера, повествующий об истории нескольких поколений одной семьи на фоне исторических событий XX века и удостоенный нескольких престижных премий, переведен на пятнадцать языков. В рубрике «Литературное наследие» представлен один из самых интересных датских писателей первой половины XIX века. Стена Стенсена Бликера принято считать отцом датской новеллы. Он создал свой собственный художественный мир и оригинальную прозу, которая не укладывается в рамки утвердившегося к двадцатым годам XIX века романтизма. В основе сюжета его произведений — часто необычная ситуация, которая вдобавок разрешается совершенно неожиданным образом. Рассказчик, alteregoaвтopa, становится случайным свидетелем драматических событий, разворачивающихся на фоне унылых ютландских пейзажей, и сопереживает героям, страдающим от несправедливости мироустройства. Классик датской литературы Клаус Рифбьерг, который за свою долгую творческую жизнь попробовал себя во всех жанрах, представлен в номере небольшой новеллой «Столовые приборы», в центре которой судьба поколения, принимавшего участие в протестных молодежных акциях 1968 года. Еще об одном классике датской литературы — Карен Бликсен — в рубрике «Портрет в зеркалах» рассказывают такие признанные мастера, как Марио Варгас Льоса, Джон Апдайк и Трумен Капоте.

авторов Коллектив , Анастасия Строкина , Анатолий Николаевич Чеканский , Елена Александровна Суриц , Олег Владимирович Рождественский

Публицистика / Драматургия / Поэзия / Классическая проза / Современная проза