Читаем Я учился жить... (СИ) полностью

- Будем считать, что ты на смотринах, проказник, - ухмыльнулся Илья, потянулся к стеллажу за своей спиной, взял пару перчаток и швырнул их Стасу. – Надевай, шалунишка, обезопашивайся.

Стас не набросился на Илью, не заорал на него и не хлопнул дверью ни разу за все три часа, которые он под чутким руководством Ильи починял свой мотоцикл. Сам же базилевс восседал на продавленном кресле, возложив ноги на сиденье своего «Урала», требовал не только педантичного выполнения своих инструкций, но и регулярных кофе и пожевать. Изредка он вставал, потягивался, перегибался через плечо Стаса и комментировал его действия; и Стас с трудом давил в себе желание взять гаечный ключ поувесистей и возразить ему с подобающим случаю темпераментом. Илья выпрямлялся, потягивался и снова устраивался в кресле, чтобы продолжить назидания из глубины своего трона. Стас подозревал, что стер зубы как минимум наполовину, но звук без капризов заводившегося и мерно работавшего двигателя своего Кавасаки зазвучал подобно райским песнопениям.

- Ну, и как ощущения? – поинтересовался Илья, становясь рядом с довольно и немного смущенно улыбавшимся Стасом, который стянул перчатку с одной руки, но забыл проделать эту процедуру с другой. В ответ Стас лишь дернул плечом. – М-да. Я так понимаю, восторгов, слез признательности и клятв в вечной преданности я от некоторых неблагодарных желторотиков не дождусь, - философски заметил Илья. – Вот она, неблагодарность современной молодежи во всей ее красе.

- Не все же вам, старикам, свою благодарность на всех перекрестках изливать, - без особого энтузиазма огрызнулся Стас, в задумчивости стягивая вторую перчатку. Илья следил за его руками с необъяснимым интересом, как будто это было самым увлекательным действом, которые он лицезрел в последние -дцать лет. – Предложение есть, - Стас задумчиво посмотрел на свой «Кавасаки», на его «Урал» и наконец на самого Илью.

- Давай, жги, - Илья сложил руки за спиной и принял благочестивый вид.

- Как насчет отметить починку моего пепелаца достойными случаю возлияниями? – Стас глядел на Илью, прищурившись и многозначительно улыбаясь.

- В смысле обмыть? – ухмыльнулся Илья. – Так я завсегда за. Предлагаешь сейчас сходить, али на пути в мою берлогу заглянуть в супермаркет?

- Можно и ко мне поехать. Я только вчера закупился.

- Самостоятельный какой. Ценный кадр, прямо таки, - не сдержался Илья.

- Какой есть, - пожал плечами Стас и поднял голову, глядя прямо на стоявшего совсем близко Илью. – Ну так как?

- Лучше ко мне. – Илья отозвался глуховатым голосом, глядя на него неожиданно жаркими глазами.

- А почему не ко мне? – зачарованно прошептал Стас.

- А потому что вы, желторотики, любите полуфабрикатами пробавляться, - прошептал Илья. – А мы, старпёры, не уважаем ничто так, как оригинальный, неиспорченный, аутентичный продукт.

- Неправда ваша, барин, - пробормотал Стас, подаваясь вперед, глядя неотрывно в его глаза. – Ценим.

Илья чуть отклонился назад.

- И что же вы цените, молодой человек? – насмешливо спросил он.

- Надежность, - Стас потянулся к нему.

- Вот как? – криво усмехнулся Илья. – А еще что?

- Качество, - Стас отбросил перчатки и сделал совсем короткий шаг вперед.

- Да что ты? – Илья сделал тот же самый шаг, но назад. – Все? Или еще что?

- Постоянство, - выдохнул Стас, наступая.

- В младые девятнадцать? – насмешливо поинтересовался Илья. Стас замер и уставился на него прищуренными глазами, плотно сжав губы.

- Представь себе.

Он хотел многое объяснить. Например, что он терпеть не может менять мебель, что даже в квартире, доставшейся ему на восемнадцатилетие, расставил мебель в спальне так, как она до этого стояла в его комнате в родительской квартире - как будто это было интересно Илье. Что это был не первый раз, когда он отгонял бы мотоцикл в сервис-центр, но расстаться с ним, как ему уже не раз предлагали, он не мог, потому что привык и находил даже в его капризах свой особый шарм. Но Стас боялся, что Илья только развеселится от такой глупости. Что он очень долго сходится с людьми, но потом не может не доверять им, вон, тому же Самсонову, например. И что несмотря на поверхностное знакомство с Ильей, он отлично видит все его недостатки, но разве это имеет значение? И точно также он видит, что Илье не все равно, а как раз наоборот, потому что для человека, пытающегося убедить всех в полном безразличии к Стасу, он слишком агрессивен. И что именно его неспешность привлекает Стаса, потому что… потому что она его привлекает. Потому что он понимает, что Илья за здорово живешь его третирует, и совершенно незаслуженно причем, но какая разница? Стас стоял перед ним, замерев, почти готовый к активным действиям.

В лице Ильи что-то изменилось. Куда-то делась сиюминутная кривая усмешка, куда-то делась постоянная вальяжность. Он изучал Стаса полыхавшими на каменном лице глазами.

- И входит в это постоянство тихая семейная жизнь без эксцессов, катаклизмов и шатаний до утра по всяким борделям? – прошептал он.

У Стаса расширились глаза.

- Еще как, - по секундном раздумье признался он.

- И еженедельные закупки?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Борис Годунов
Борис Годунов

Фигура Бориса Годунова вызывает у многих историков явное неприятие. Он изображается «коварным», «лицемерным», «лукавым», а то и «преступным», ставшим в конечном итоге виновником Великой Смуты начала XVII века, когда Русское Государство фактически было разрушено. Но так ли это на самом деле? Виновен ли Борис в страшном преступлении - убийстве царевича Димитрия? Пожалуй, вся жизнь Бориса Годунова ставит перед потомками самые насущные вопросы. Как править, чтобы заслужить любовь своих подданных, и должна ли верховная власть стремиться к этой самой любви наперекор стратегическим интересам государства? Что значат предательство и отступничество от интересов страны во имя текущих клановых выгод и преференций? Где то мерило, которым можно измерить праведность властителей, и какие интересы должна выражать и отстаивать власть, чтобы заслужить признание потомков?История Бориса Годунова невероятно актуальна для России. Она поднимает и обнажает проблемы, бывшие злободневными и «вчера» и «позавчера»; таковыми они остаются и поныне.

Александр Николаевич Неизвестный автор Боханов , Александр Сергеевич Пушкин , Руслан Григорьевич Скрынников , Сергей Федорович Платонов , Юрий Иванович Федоров

Биографии и Мемуары / Драматургия / История / Учебная и научная литература / Документальное
Аркадия
Аркадия

Роман-пастораль итальянского классика Якопо Саннадзаро (1458–1530) стал бестселлером своего времени, выдержав шестьдесят переизданий в течение одного только XVI века. Переведенный на многие языки, этот шедевр вызвал волну подражаний от Испании до Польши, от Англии до Далмации. Тема бегства, возвращения мыслящей личности в царство естественности и чистой красоты из шумного, алчного и жестокого городского мира оказалась чрезвычайно важной для частного человека эпохи Итальянских войн, Реформации и Великих географических открытий. Благодаря «Аркадии» XVI век стал эпохой расцвета пасторального жанра в литературе, живописи и музыке. Отголоски этого жанра слышны до сих пор, становясь все более и более насущными.

Кира Козинаки , Лорен Грофф , Оксана Чернышова , Том Стоппард , Якопо Саннадзаро

Драматургия / Современные любовные романы / Классическая поэзия / Проза / Самиздат, сетевая литература
В Датском королевстве…
В Датском королевстве…

Номер открывается фрагментами романа Кнуда Ромера «Ничего, кроме страха». В 2006 году известный телеведущий, специалист по рекламе и актер, снимавшийся в фильме Ларса фон Триера «Идиоты», опубликовал свой дебютный роман, который сразу же сделал его знаменитым. Роман Кнуда Ромера, повествующий об истории нескольких поколений одной семьи на фоне исторических событий XX века и удостоенный нескольких престижных премий, переведен на пятнадцать языков. В рубрике «Литературное наследие» представлен один из самых интересных датских писателей первой половины XIX века. Стена Стенсена Бликера принято считать отцом датской новеллы. Он создал свой собственный художественный мир и оригинальную прозу, которая не укладывается в рамки утвердившегося к двадцатым годам XIX века романтизма. В основе сюжета его произведений — часто необычная ситуация, которая вдобавок разрешается совершенно неожиданным образом. Рассказчик, alteregoaвтopa, становится случайным свидетелем драматических событий, разворачивающихся на фоне унылых ютландских пейзажей, и сопереживает героям, страдающим от несправедливости мироустройства. Классик датской литературы Клаус Рифбьерг, который за свою долгую творческую жизнь попробовал себя во всех жанрах, представлен в номере небольшой новеллой «Столовые приборы», в центре которой судьба поколения, принимавшего участие в протестных молодежных акциях 1968 года. Еще об одном классике датской литературы — Карен Бликсен — в рубрике «Портрет в зеркалах» рассказывают такие признанные мастера, как Марио Варгас Льоса, Джон Апдайк и Трумен Капоте.

авторов Коллектив , Анастасия Строкина , Анатолий Николаевич Чеканский , Елена Александровна Суриц , Олег Владимирович Рождественский

Публицистика / Драматургия / Поэзия / Классическая проза / Современная проза