Читаем Я учился жить... (СИ) полностью

Всю дорогу до неказистого поселка Макар развлекал Глеба рассказами о том, как они с парнями отрывались летом у бабушек. Глеб рассеянно кивал головой, глядя в окно на неухоженные поля, леса и полузаброшенные постройки; ему было непривычно, чудно, любопытно, интересно. Непонятное настроение только усиливалось, когда он шел по заросшей лесной дороге рядом с Макаром, и все явственней были в нем ликующие нотки. Глеб чувствовал, как подрагивали его щеки от желания улыбнуться широкой улыбкой, и он позволял себе расслабиться, отпустить корсет, в который сам себя и затянул когда-то давным давно. Небо странным образом казалось бесконечно-лазурным, солнце ослепительно нежным, зелень - ликующе-изумрудной. Макар делал передышки между своими рассказами и подстраивался под неторопливый и почти праздный шаг Глеба, с сосредоточенным видом оглядываясь, ища необычное в привычном.

Место, на которое Макар притащил Глеба, когда-то лет этак восемь назад было обжитым; о былой славе напоминали заросшие противными зелеными водорослями бутылки поодаль да проплешины – предположительно кострища.

- Раньше тут побольше людей бывало, - приглушенным голосом пояснил Макар, оглядываясь. – А потом кто съехал, кто спился. Ну знаешь, как это бывает. – Он дернул плечами, и Глебу показалось, что он усилием воли удержал себя от того, чтобы не поежиться.

- Бывает, - эхом отозвался Глеб и подошел поближе к воде. – Но озеро чистое.

- Ну еще бы! – фыркнул Макар. – Во-он там ключи бьют. А во-он там местная речка-вонючка, в которую вся дрянь смывается. Я тебе серьезно говорю, тут раки до сих пор должны водиться.

Глеб посмотрел на Макара, стоявшего рядом, тянувшегося к его носу, возмущенно сверкавшего глазами и сурово хмурившего брови. Он скользнул взглядом по окрестностям. Кроме оравших благим матом птиц живых сущностей поблизости не было. Он притянул Макара к себе и чмокнул в нос.

- Ну что ты тут руки распускаешь! – Макар отскочил назад и присел от негодования, сжимая кулаки и яростно блестя глазами. – Что я тебе, девчонка, что ли?!

Глеб не смог сдержать смешка.

- Ни в жисть! – он постарался произнести эту фразу как можно серьезней, но все испортила дурашливая улыбка, наползшая на рот – щедрый, выразительный рот.

Макар прищурился, подозрительно оглядел его и поддался очарованию легкого смешка. Улыбнувшись скупой улыбкой, склонив голову со взъерошенными волосами к плечу, он пробурчал что-то невразумительное, фыркнул, стянул майку, джинсы и рванул к воде. Глеб поежился, больше в шутку, чем действительно предполагая, что вода холодная. Он опустился на траву и закинул голову назад, уставившись в небо. Тень покрыла его лицо, глаза потемнели, улыбка сползла. Думать о том, изменяет ли он своей памяти, предает ли свое прошлое, он не хотел; ощущение легкости и беспечности было драгоценным и хрупким, и так не хотелось его терять. И мысль, скользкая, коварная мысль пробралась в его мозг: был ли он когда-либо таким беспечным, как сегодня утром?

- Ну чего ты Лазаря празднуешь?

Он вздрогнул и посмотрел на Макара, сидевшего перед ним на корточках, недовольно дувшего губы и встревоженно заглядывавшего ему в глаза. Глеб виновато улыбнулся и опустил голову. Поднимая ее, он снова держал себя в руках, загнав глубоко свои воспоминания.

- Ты сходи покупайся. Вода классная. Только прохладная, - бубнил Макар, ежась и устраиваясь на солнце.

- Смотри не сгори на солнце, - ласково сказал Глеб, с удовольствием оглядывая его.

- Чего это я должен сгореть? – недовольно покосился на него Макар.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Борис Годунов
Борис Годунов

Фигура Бориса Годунова вызывает у многих историков явное неприятие. Он изображается «коварным», «лицемерным», «лукавым», а то и «преступным», ставшим в конечном итоге виновником Великой Смуты начала XVII века, когда Русское Государство фактически было разрушено. Но так ли это на самом деле? Виновен ли Борис в страшном преступлении - убийстве царевича Димитрия? Пожалуй, вся жизнь Бориса Годунова ставит перед потомками самые насущные вопросы. Как править, чтобы заслужить любовь своих подданных, и должна ли верховная власть стремиться к этой самой любви наперекор стратегическим интересам государства? Что значат предательство и отступничество от интересов страны во имя текущих клановых выгод и преференций? Где то мерило, которым можно измерить праведность властителей, и какие интересы должна выражать и отстаивать власть, чтобы заслужить признание потомков?История Бориса Годунова невероятно актуальна для России. Она поднимает и обнажает проблемы, бывшие злободневными и «вчера» и «позавчера»; таковыми они остаются и поныне.

Александр Николаевич Неизвестный автор Боханов , Александр Сергеевич Пушкин , Руслан Григорьевич Скрынников , Сергей Федорович Платонов , Юрий Иванович Федоров

Биографии и Мемуары / Драматургия / История / Учебная и научная литература / Документальное
Аркадия
Аркадия

Роман-пастораль итальянского классика Якопо Саннадзаро (1458–1530) стал бестселлером своего времени, выдержав шестьдесят переизданий в течение одного только XVI века. Переведенный на многие языки, этот шедевр вызвал волну подражаний от Испании до Польши, от Англии до Далмации. Тема бегства, возвращения мыслящей личности в царство естественности и чистой красоты из шумного, алчного и жестокого городского мира оказалась чрезвычайно важной для частного человека эпохи Итальянских войн, Реформации и Великих географических открытий. Благодаря «Аркадии» XVI век стал эпохой расцвета пасторального жанра в литературе, живописи и музыке. Отголоски этого жанра слышны до сих пор, становясь все более и более насущными.

Кира Козинаки , Лорен Грофф , Оксана Чернышова , Том Стоппард , Якопо Саннадзаро

Драматургия / Современные любовные романы / Классическая поэзия / Проза / Самиздат, сетевая литература
В Датском королевстве…
В Датском королевстве…

Номер открывается фрагментами романа Кнуда Ромера «Ничего, кроме страха». В 2006 году известный телеведущий, специалист по рекламе и актер, снимавшийся в фильме Ларса фон Триера «Идиоты», опубликовал свой дебютный роман, который сразу же сделал его знаменитым. Роман Кнуда Ромера, повествующий об истории нескольких поколений одной семьи на фоне исторических событий XX века и удостоенный нескольких престижных премий, переведен на пятнадцать языков. В рубрике «Литературное наследие» представлен один из самых интересных датских писателей первой половины XIX века. Стена Стенсена Бликера принято считать отцом датской новеллы. Он создал свой собственный художественный мир и оригинальную прозу, которая не укладывается в рамки утвердившегося к двадцатым годам XIX века романтизма. В основе сюжета его произведений — часто необычная ситуация, которая вдобавок разрешается совершенно неожиданным образом. Рассказчик, alteregoaвтopa, становится случайным свидетелем драматических событий, разворачивающихся на фоне унылых ютландских пейзажей, и сопереживает героям, страдающим от несправедливости мироустройства. Классик датской литературы Клаус Рифбьерг, который за свою долгую творческую жизнь попробовал себя во всех жанрах, представлен в номере небольшой новеллой «Столовые приборы», в центре которой судьба поколения, принимавшего участие в протестных молодежных акциях 1968 года. Еще об одном классике датской литературы — Карен Бликсен — в рубрике «Портрет в зеркалах» рассказывают такие признанные мастера, как Марио Варгас Льоса, Джон Апдайк и Трумен Капоте.

авторов Коллектив , Анастасия Строкина , Анатолий Николаевич Чеканский , Елена Александровна Суриц , Олег Владимирович Рождественский

Публицистика / Драматургия / Поэзия / Классическая проза / Современная проза