Я учился жить... (СИ)

Он пристально глядел на Тополева, готовясь защищаться и атаковать, потому что работать с ним ему нравилось, бесконечно нравилось. Он знал, что тот не самый толерантный и совершенно не демократичный руководитель, но он был достаточно мудрым и проницательным, чтобы предоставлять свободу действий тем, кто мог с ней совладать. У Глеба ее всегда было предостаточно.

- Да нема за что. – Тополев посмотрел на него через плечо. – Только на досуге почитай Трудовой кодекс, зануда. Особенно главу нумер девятнадцать. Немало интересного для себя почерпнешь. Чтобы ты знал, имеешь право на отпуск. Уже лет одиннадцать как имеешь.

В его взгляде не было остро знакомых эмоций – брезгливости, презрения, ненависти, чего там еще. Кажется, Тополев гадил с высокой колокольни на все эти демагогические выверты, связанные с моралью и нравственностью, особенно те, которые практиковались наиболее консервативными ее членами, и Глеб мог не бояться за свое место под солнцем. Но было что-то изучающее в его взгляде, которым он оглядел Глеба. Отстраненное, отчужденное. Пронизывающее. Препарирующее.

Глеб встал. Пронизывающий, иезуитский взгляд, которым Тополев его ощупывал, исчез. На его место пришел более привычный Глебу мужицкий прищур.

- Значит, отпуск брать не хочешь? – поинтересовался он, ухмыляясь.

- Осенью, если вы не против.

Глеб ощущал себя странным образом. Он смотрел на Тополева своими глазами, но одновременно смотрел на них обоих со стороны, практически не отвечая за те слова, которые срывались с его губ, хотя и ощущал их своими. Равным образом он ощущал свое тело, но не мог объяснить, что в его мозгу решает, сидеть ему или встать, выпрямиться и напрячься так, что он только что не звенел от напряжения, или без сил опуститься на колени – это был и он, и не он. Но под плутоватым, ехидным и бездонным взглядом Тополева Глеб не мог позволить себе сдаться. И он стоял, вибрируя от напряжения, и тем самым здорово раздражал Тополева, который хотел проверить, насколько сильно можно согнуть Кедрина, чтобы тот сломался, и по-детски злился, что ему это в очередной раз не удалось.

Тополев еще раз оглядел его. Со способом спровоцировать этого стервеца на агрессию он явно просчитался. Ты посмотри, каков. Стоит, как из стали выкован. Волосы серые, глаза сизые. Губы белые. По носу пальцем проведешь – до кости палец располосуешь. И не сдастся, гад. Тополеву не осталось ничего, кроме одобрительной усмешки и согласного кивка.

- Я – за. – Тополев помедлил, обдумал, что хотел сказать. И продолжил: - Только ты сам не забудь осенью, что согласился взять полноценный отпуск. И, Глеб, прежде чем ты себе конспиративных теорий напридумываешь. Я не вышвыриваю тебя в отпуск. Я хочу, чтобы ты отдохнул, чтобы не выгореть до срока. Я позволял тебе жить на работе, потому что вне ее у тебя жизни не было. Теперь что-то там затеплилось. Поэтому и отпуск обоснован. Понял?

Глеб согласно склонил голову и пристально посмотрел на него.

- Что еще? – закатил глаза Тополев.

- Кто еще знает? – ледяным голосом спросил Глеб.

Тополев непроизвольно поежился.

- Генка, - бросил он и отвернулся к окну.

Глеб прикрыл глаза, желая испытать облегчение, но не находя для этого сил.

- На сегодня все? – произнес он, стараясь звучать как можно нейтральней, но вместо этого окатывая Тополева еще одной волной арктического холода.

Тополев покачал головой, не поворачиваясь к нему.

- До свидания, - ровно сказал Глеб.

Дверь за ним тихо закрылась. Тополев вздрогнул, разозлился на себя, что так остро отреагировал, и усмехнулся. Он поднял глаза к небу и задумчиво посмотрел сквозь него, словно пытаясь разглядеть ответ на многие и многие вопросы, которыми его балует жизнь.