Я даже не заметила, что дрыгаю ногой, но это единственное, что не давало мне свихнуться. Я просидела так долго, что страшно подумать. И теперь пытаюсь замереть хотя бы на несколько минут, но безуспешно – нога снова подпрыгивает. Это уже не моя вина – просто мое тело, подобно космонавту на Международной космической станции, стремится избежать атрофирования мышц.
– Можно позаимствовать у тебя книгу? – Я показываю на томик в мягкой обложке, лежащий у мамы на коленях. Какой-то триллер про женщину, любовь, поезд и тайную личность. По-моему, я где-то читала, что Риз Уизерспун хочет сделать на нее киноадаптацию.
Мама слюнявит палец и перелистывает страницу журнала.
– Я собираюсь ее почитать потом, – говорит она.
Тогда я снова начинаю дергать ногой, отчасти в знак протеста, а отчасти – потому что мне нечем заняться.
– Ты же сейчас ее не читаешь, – не унимаюсь я.
И понимаю, что совершила ошибку, потому что мама опускает журнал и, развернувшись, впивается в меня холодным и мрачным взглядом акулы.
– В Париже ты вела себя как испорченный ребенок. Может, хотя бы сейчас проявишь немного уважения? Выкажешь толику благодарности?
Почему родители называют тебя испорченным ребенком, а сами при этом подразумевают стерву? Я принимаюсь еще яростнее дергать ногой, глядя прямо маме в глаза.
– Ты меня извини, но это дедушка организовал поездку, а ты увязалась за мной.
В эту секунду пожилая пара французов обменивается красноречивыми взглядами: «Типичные тупые американцы, они думают, что все купе принадлежит только им!» Меня это, конечно, смущает, но я уже ничего не могу с собой поделать. Невозможно просто так, по щелчку пальцев, вернуть хорошее настроение.
Мама с силой придавливает мое колено рукой и шипит:
– Ты можешь, ПОЖАЛУЙСТА, угомониться?
– Ладно, – шиплю я в ответ, стараясь не двигать ногой.
Мама вздыхает:
– Нора, прости меня. Я отправилась в эту поездку, чтобы стать ближе к тебе, а не возвращаться к старым обидам. Расскажи мне, как у тебя дела с Леной?
Лена? Она серьезно интересуется тем, как у меня дела с Леной? И что мне ей сказать? Знаешь, мам, я тут встречалась с одним парнем, которому на меня наплевать, а потом Лена спросила, можно ли ей попытаться, потому что, по ее мнению, мы встречались всего раз. И вместо того, чтобы сказать, что ей не стоит «пытаться», потому что эта ее «попытка» будет для меня как ножом по сердцу, я ответила: «Конечно, валяй». И теперь они вместе и невероятно счастливы.
– У нее все хорошо. Я не знаю. Она же в Эванстоне.
– Честно говоря, я не понимаю, как мы можем лучше узнать друг друга, если ты не собираешься мне открываться.
Я сажусь прямее.
– Я – открываться? А как насчет того телефонного звонка, о котором ты явно мне солгала?
– Солгала – это громко сказано, Нора, – говорит она своим излюбленным тоном «никакой тебе машины».
– Ох, прости, и какое же слово мне стоит употребить?
И в эту самую минуту, без каких-либо слов, пожилая пара забирает свои сумки и покидает купе, одарив нас на прощание убийственным взглядом.
Я тут же отсаживаюсь, чтобы физически быть как можно дальше от Элис Паркер. Безусловно, мы превратились в тех самых тупых американцев, которые не могут даже на поезде проехать, не испортив настроение себе и окружающим. Тут либо побеждай, либо сиди дома.
Глава 10