Я умею прыгать через лужи. Это трава. В сердце моем

Он часто не соглашался с моими цифрами и предпочитал обсуждать значение заказа для фирмы, а не убыток, неизбежный при пониженных ценах.

— Если Картер идет на это, мы тоже пойдем, — заявлял Фулшэм.

Признаться, я подозревал, что соперничавшая с нами фирма Картера тоже работала в убыток, продавая обувь по более низким ценам, чем ее конкуренты, но эта фирма была мощнее нашей и могла позволить себе продавать товар ниже себестоимости «до лучших времен».

Фулшэм упорно цеплялся за эти слова. Они оправдывали его надежды на будущее. Каждый внушительный заказ он рассматривал как конец кризиса и наступление «лучших времен».

Он не терял веры в то, что в один прекрасный день все изменится, и огромные правительственные заказы на сапоги для солдат, которые уже однажды обогатили его, снова посыплются, как из рога изобилия.

— Новая война — вот что нам нужно, — как-то сказал он. — Тогда денег было бы хоть завались. И мы ее дождемся.

Мне казалось невероятным, что существуют люди, готовые радоваться войне; я ее ненавидел. Мысль о богатстве, построенном на страданиях и смерти, вызывала во мне отвращение.

Не обманывало меня и периодическое увеличение заказов. Я видел положение фирмы сквозь призму цифр. Заказы, которые казались Фулшэму спасением, в моих книгах представлялись губительными.

Я понял, что банкротство «Модной обуви» неизбежно еще за год до того, как оно грянуло, и старательно гнал от себя мысль о печальных последствиях, которые принесет мне самому эта катастрофа. Я живо представлял себе, как стою без гроша в кармане на перекрестке улиц, лишенный работы, лишенный машины, привязанный к своей убогой комнате, так как у меня нет денег даже на трамвайный билет.

Когда я впервые понял, что банкротство «Модной обуви» неотвратимо» я поделился своими опасениями с Артуром, и тот неожиданно посоветовал мне взять в аренду доходный дом.

— Тебе надо иметь жилье, из которого тебя не вышвырнут за неплатеж, сказал Артур. — Ведь ты можешь несколько лет просидеть без работы. А так, ешь ты мало, можешь прожить и на десять шиллингов в неделю.

Мысль стать хозяином — пусть даже временным — доходного дома была неприятна. Эта профессия представлялась мне паразитической. Я считал, что хозяин и жильцы обязательно должны быть враждебно настроены друг к другу, как бы они ни старались замаскировать свои чувства. Мне предназначается роль сурового угнетателя, им — затаивших злобу жертв.

Кроме того, в этом случае я как бы становился на сторону тех самых сил, против которых энергично восставал прежде; выступал в поддержку нездоровых общественных отношений, способствовавших нищете и лишениям, столь хорошо мне знакомым.

С другой стороны, я ясно сознавал, что найти новую работу будет невозможно, а ведь я должен буду как-то жить до того времени, пока смогу зарабатывать хлеб писательским трудом.

Я пытался закрыть глаза на то, чем в действительности является шаг, который я собрался сделать. Я рисовал себе идиллические картинки: после банкротства «Модной обуви» я пишу в своей уютной комнате или принимаю друзей. Квартиранты улыбаются мне, возвращаясь с работы. Они в срок приносят мне квартирную плату, а потом пьют у меня чай. А там, глядишь, вернутся хорошие времена, и я с выгодой для себя уступлю кому-нибудь право на аренду дома.

Желая спустить меня на землю, Артур пробовал рассказывать истории о квартирантах, которые ссорились и дрались по ночам, но я, хоть и слушал его внимательно, считал, что все это может случиться в его доме, но никак не в моем.

И все же Артур видел в аренде дома единственный выход для меня. Дом, который арендовали они с Флори, кормил их обоих. Только значительно позднее я понял, что это было всецело заслугой Флори. Она была неумолима, деловита, очень трудолюбива и никогда не заводила дружбы со своими квартирантами.

Флори каким-то особым чутьем сразу догадывалась, что жилец намерен сбежать, не уплатив за квартиру. Неожиданная любезность, которая должна была усыпить бдительность хозяйки, заставляла ее немедленно настораживаться. Квартирант — говорила она, — который уходит на работу с полным чемоданом и возвращается без него, просто понемножку выносит свои вещи, с таким расчетом, чтобы последний сверток был совсем легким и не возбуждал подозрений.

Флори не раз перехватывала жильцов — даже если побег происходил глубокой ночью, — и требовала хотя бы частичной оплаты счета, а заодно и новый адрес квартиранта. Очень немногим удавалось обвести ее вокруг пальца. Я же хорошо знал горькие обстоятельства, которые толкали квартирантов на такие поступки, и понимал, что вряд ли смогу справиться в подобных случаях.

Вскоре Артур нашел дом, который сдавался в аренду.

Напротив вокзала Альберт-парк под острым углом сходились две улицы, и на стыке их, заполняя все пространство между ними, стоял двухэтажный кирпичный дом. Острие угла занимал крохотный треугольный газон, а дом, начинавшийся сразу за газоном, расширялся в глубину, точно следуя линиям ограничивающих его улиц; позади него находился небольшой дворик с железной оградой.