Я увожу к отверженным селениям

после смерти брата. Все время вспоминаешь о нем, ничего постороннего не слышишь, не понимаешь чужие слова. Ты должна говорить, как испорченная патефонная пластинка, одно и то же, одно и то же. Представляй все время похороны бра та. Думай, как он лежал в гробу, как его опускали в могилу.

Когда вокруг никого нет — отвлекись, вспомни что-нибудь приятное: отца, мать, мальчишку, подруг... Если все время ду мать об одном, по-настоящему сойдешь с ума. Перед санитара ми не старайся, а врачам повторяй эти слова и думай, что у тебя и в самом деле очень большое горе. Не плачь, не смотри врачам в глаза, долго ты так не выдержишь, от силы — месяц.

Потом что-нибудь придумаем вместе. Повтори еще раз. — Лю бовь Антоновна внимательно слушала Лиду и, не отрывая глаз, следила за мимикой ее лица.

...Для лагерных врачей и такая сумасшедшая — пода рок...

— Смотри не проговорись начальству, а то и меня из боль ницы выгонят. Обещаешь?

— Как маме родной. Вы не сердитесь, что я вас ругала?

— робко спросила Лида.

— Некогда мне с тобой разговаривать. Начальник лагпунк та ждет.

— Куда вы пойдете с ним?

— Полковник заболел, зовут осмотреть его. Я его попро шу, чтоб он тебя сегодня в больницу направил.

— Попросите, доктор, мне боязно тут.

— Ты мне и самой нужна. Без тебя не примут меня в боль ницу. Не вздумай проболтаться, обеим нам хуже будет. Мне

попадет за то, что тебя учила, тебе — за то, что слушала. Веди себя хорошо.

— Спасибо вам, доктор.

— Сядь, Лида, отдохни, — посоветовала Любовь Антонов на, подходя к дверям. — Гражданин начальник лагпункта!..

— Идем, доктор! Не перед кем эту комедию играть. Ухожу я на днях с работы, хоть под конец человеком побуду.

...Он играет? Как будто серьезно... Перевоспитался капи тан... Светопреставление, — думала Любовь Антоновна, нето ропливо подходя к капитану.

— Позаботьтесь о Лиде, — попросила она.

346

Капитан кивнул головой. Войдя на вахту, он сказал, обра щаясь к надзирателям:

— Заключенную Васильеву до моего прихода оставьте в комнате повара. Переводить в барак запрещаю. К ней в ком нату не впускать никого.

— А Люську, товарищ капитан?

— Повара — в карцер. Обед приготовит кухонная работ ница Леонова.

— За что ее, товарищ капитан?

— Разговорчики! — рявкнул капитан. Внимательно огля дев присмиревших надзирателей, они вытянулись по стойке смирно, капитан счел нужным пояснить, — Леонова вкусней приготовит обед, поэтому я и назначил ее поваром. — Один из надзирателей улыбнулся, второй — откровенно фыркнул.

— Шутите, товарищ капитан. Разрешите узнать, за что ж повара в карцер? — осмелился спросить третий надзиратель, бросив осуждающий взгляд в сторону смеющихся товарищей.

— За пересоленную баланду, — совершенно серьезно пояс нил капитан. — Я утром взял пробу, горько от соли, есть нель зя. Не завтрак, а бурда. Повара до утра в карцер, утром — на общие работы. Письменный приказ получите по возвраще нии. Я научу ее как пересаливать! — мстительно пообещал ка питан, покидая вахту. — Казарма близко, доктор, двести мет ров. Мне вам тайно надо сказать, — почти не разжимая губ заговорил капитан, не глядя на Любовь Антоновну. Он вни мательно осмотрелся кругом, нет ли кого поблизости, и, убе дившись, что их никто не подслушивает, шепотом спросил: — Вам говорила Лизутка о Кузьме?

— О каком... Кузьме? — переспросила Любовь Антоновна, невольно убавляя шаг.

— Идите по-прежнему... заметят... об охотнике...

— Я не знаю ни одного охотника.

— Говорила! Вы с лица побледнели. Дойдет до кого — всем нам крышка.

— Я вас... не понимаю... — запинаясь, ответила Любовь Ан тоновна. Сердце билось гулко и часто, как полчаса назад, ко гда она бежала к запретной зоне.

— Не понимаете и очень хорошо. Вы ничего не слышали и не проболтаетесь.

347

— О чем?

— О том, что ничего не знаете. Y нас другой разговор бу дет. Гвоздевский помирает. Пока приедут врачи, он окачурит-ся. Вы оглядите его и по селектору скажите, что у него язва и это самое, как она...

— прободение...

— оно... Покажется вам что другое — помолчите. Врачи не святые, ошибаются. Вскроют его, всякое могут найти. А

так похоронят от прободения потихоньку и — сгорел на ра боте.

— Я не давала ложных заключений. Ошибиться, как и вся кий врач, могу, но преднамеренно установить неправильный диагноз... увольте, капитан.