брюшины...
Возможно,
прободение,
возможно,
гнойный аппендицит... Но если я поставлю такой диагноз, смерть к вечеру неизбежна... Он проживет дольше... Не ис ключено, что останется жить... А что даст, если я скажу прав ду? Только не это... Он заслужил и наказан. Как врач — по могу, как человек — не шевельну пальцем... Я не обязана вскры вать гнойники души... Лиза защищала меня! Она убила убий цу, и самый строгий судья не осудил б ее, если бы судил по законам высшей гуманности... Спасти больного — да, помочь правосудию — пет! Правосудие... Я очень хорошо знаю ему цену...
— Сделаю так, Лиза. Сообщу по селектору врачам и Ор лову, что у Гвоздевского самозаболевание. Лечить его буду по-настоящему. Выздоровеет — его счастье, умрет — в лагере погибает немало людей. И не без участия Гвоздевского. Если врачи обнаружат отравление, а при вскрытии им нетрудно узнать правду, — он завтракал на сорок первой командиров ке, там и отравился. Симптомы отравления можно обнару жить и через восемь часов, и через сутки. Если заподозрят в предумышленном отравлении, то только на сорок первой ко мандировке. Виновен начальник сорок первой. Полковник с ним раньше никогда не ссорился?
— Дядей ему Гвоздевский доводится. Он только с ним и дружил. В гости каждый месяц ездил к нему. Y начальника со рок первой двое детей. За стол все вместе садятся. Случится что с полковником, дознаваться не станут, начальника сорок первой не заподозрят — похоронят и все.
— Орлов вас требует к селектору, доктор, — сказал ка питан, заходя в красный уголок.
— Пошли за чаем охранника, Миша. Или сам, освобо дишься, принеси. Доктор сказала, поить его надо.
— Подождет, — отмахнулся капитан. — Вы что скажете, доктор?
— Орлову?
— Ему.
— Самозаболевание, — коротко ответила Любовь Анто новна.
;357
На вахте, передавая ей трубку селектора, капитан угрюмо насупился и весьма недвусмысленно погладил кобуру.
...Боится, чтоб я не сказала лишнего... Предупреждает...
— Кто у селектора? — услышала Любовь Антоновна глу хой хрипловатый голос.
— Заключенная Ивлева, осужденная...
—7
Отставить. С вами говорит начальник управления ла геря Орлов. Вы осмотрели полковника Гвоздевского?
— Я освидетельствовала больного Гвоздевского, гражда нин начальник управления.
— Ваше мнение?
— Ярко выраженная картина перитонита.
— По-русски, Ивлева!
— Воспаление брюшины.
— Причины?
— Несоблюдение диеты. От больного исходит запах спир товодочного перегара. Для оперированного желудка алкоголь — яд. Я не исключаю и другую причину заболевания.
Капитан, не обращая внимания на надзирателей, да они и не смотрели на него, расстегнул кобуру.
— Именно? — прохрипела трубка.
— Возможен гнойный аппендицит. Лопнула слепая кишка и содержимое проникло в брюшину, — Примите необходимые меры, Ивлева! Головой отвечаете за жизнь полковника!
— Я отказываюсь его лечить! — громко и раздельно отве тила Любовь Антоновна.
— В БУР отправлю! Под суд! — взревела трубка.
— Судить меня не за что, гражданин начальник управле ния. Я по суду лишена права заниматься медицинской прак тикой. В БУРе я пробыла четыре месяца, и если вы считаете что в этом есть необходимость...
— Какая вас муха укусила, Ивлева?! Почему отказываетесь лечить Гвоздевского?
— Вы угрожаете мне. Я не могу взять на себя ответствен ность за жизнь больного.
358
— Смелее, Ивлева! Я обещаю, что с вами ничего плохого не случится. Честное слово старого чекиста!
— Если бы вместо обещаний вы дали бы мне лекарства, которых у меня нет, я бы чувствовала себя уверенней.
—- Что вам нужно?
— Глюкозу, физиологический раствор, а по-русски — со леную воду.
— Соли что ли нет в лагпункте? — раздраженно спросила трубка. — Скажите начальнику, он даст вам целое ведро.
— Благодарю за щедрость, гражданин начальник управле ния. Но я должна делать внутривенные инъекции, а по-русски — уколы в вену. Y меня нет ни лекарств, ни инструментов.
— Кто знал, что произойдет такой дурацкий случай, —■
проворчала трубка. — В глубинке обычно все здоровы, а тут вдруг заболел полковник. Раньше никто из людей не болел, только заключенные, но их лечить легко, не то что лсивого че ловека. Передайте, Ивлева, трубку капитану.