Рядом с нами — барыги. Они хорошие дачки из дома полу чают. Зато и спят просторно. В нашей камере, чтоб все лежать могли свободно, как люди и барыги, человекам двадцати быть положено. А у нас — девяносто три. Под метелку мусо ра метут всех. Вот почему в калашном ряду сидят впритырку, а у параши...
— Чо ты с ними растрепалась? — недовольно спросила Райка, поднимая голову с подушки.
— Цыц, моя радость! — прикрикнула Нюська.
— Чо ты мне хайло затыкаешь? Я не порчушка! И не опущенная! Я — человек! — закричала оскорбленная Райка.
— Твой мужик — сука. Я от Николы Резаного слышала, — зловеще прошипела Нюська.
46
— Мой мужик — сука? Докажи! — взвилась Райка.
— Ножка! — повелительно крикнула Нюська. — Лезь на окно, зови из сто второй Николу Резаного.
— Я не полезу, — робко заупрямилась тетя Вера.
— Вторую ногу выдерну! — твердо пообещала Нюська.
— Лезь! Воробей! На атасе встань у волчка. Что вылупилась?
Шнифты вышибу! К двери! — лютовала Нюська.
Изобьют меня. Изобьют тетю Веру. Я заслоню волчок.
Успею крикнуть, если что.
— Сто вто-о-ра-а-а-я! Позовите Резаного. — Голос тети Ве ры, бесцветный и топкий, разрезал тишину тюремного двора.
— Сильнее ори! Сильнее! — негодовала Нюська, показы вая тете Вере пухлый увесистый кулак.
Рита стояла спиной к двери. Затылок ее плотно прикры вал круглый стеклянный глазок. Сзади себя, за дверью, Рита услышала легкий щелчок. «Открывают кормушку. Приметят меня, в карцер уведут. Промолчать? Позвать? Она уже старая.
А я?»
— Тетя Вера! — успела крикнуть Рита. Удар в поясни цу, болезненный и резкий. Ключом, наверно, — мелькнуло V Риты. Она знала, что дежурные никогда не расстаются с длинным увесистым ключом.
— Повернись! — прикрикнули на Риту сзади. Рита повер нулась. Узкое окошко, вырезанное в дверях, было распахнуто настежь. Обычно его наглухо запирали из коридора и открыва ли только тогда, когда подавали заключенным хлеб, баланду или передачу от родных. Это окошко прозвали кормушкой.
Никакого стекла в нем, конечно, не было. Смастеренное из толстой квадратной дощечки, обитой листовым железом, оно сливалось с дверью и открыть его из камеры было невозможно.
Испуганные глаза Риты оробело скользнули по лицу мо лодой надзирательницы.
— На атанде стоишь? Кто сто вторую звал, — строго спросила надзирательница.
— Я... спала...
— В карцере проснешься, — пригрозила Рите дежурная.
— У меня голова закружилась, — смятенно оправдывалась Рита.
47
— Я запомнила тебя. На проверке доложу корпусному, — пригрозила надзирательница и с шумом захлопнула кормушку.
В карцер... Там темно... Холодно... Триста грамм хлеба...
Занятая своими мыслями, Рита не заметила, когда к ней по дошла тетя Вера.
— Не бойся, девонька. Я сама скажу, коли что, — успо коила Риту тетя Вера.
— Я и не боюсь... Дома бы побывать хоть минутку. Тетю Машу поглядеть бы и сюда вертаться можно.
— Y тебя-то тетя одна... А у меня мужик хворый, нику дышный и робят двое. За ними-то кто присмотрит? Маюсь я туточки и места не нахожу... Кабы хуже не было, как в канцер посадят... Не отпустят тогда, глядишь... Врут поди дев ки, что меня на десять лет засудят. За нитки-то. Опять-таки мать я... Снисхождение выйдет. Мне робят на ноги поднять бы. Им я те нитки проклятущие взяла. Обносились вовсе, обшить надобно. Увижусь, чай, скоро... Глядишь и мужик оклемается.
Ах вы пташки, канарейки,
Вы летите далеко,
Передайте всем моим подругам, Что Катюша в земле глубоко.
— Опять эта Томка поет... Тоскливо... — тяжело вздох нула тетя Вера.
— Воробьева! — услышала Рита крик из открытой кор мушки. За мной... Дежурная нажаловалась...
— Я, — покорно подтвердила Рита. Из узкой щели кор мушки на Риту глядело лицо, худое и незнакомое.
— От кого ждешь передачу? — ровным усталым голосом спросила незнакомая женщина. «Неужто тетя Маша выздо ровела?»
— От Ломтевой, — неуверенно ответила Рита. Голос ее дрожал. Она чувствовала, что вот-вот расплачется.
— От Ломтевой? — подозрительно переспросила незнако мая женщина.
Новенькая... Раньше передачу приносила другая... Рита мол ча кивнула головой, с трудом проглотив слюну.
48
— Закосить чужую передачу надумала? — сурово спро сила «новенькая».
— Она воровка. На атаиде стояла. А ее подружка Николу Резаного из сто второй звала, — вмешалась надзиратель ница.
— Я не воровка.