Я увожу к отверженным селениям

— Однако не сами же эти «всевидящие» очи подсматри вают за нами. Очевидно, через кого-либо, кто вхож в наши дома? И, кстати, кем работало это убожество?

— Ректором, Елена Артемьевна.

— Вот видите...

— Ничего я не вижу: из него такой же ректор, как из меня индийский факир.

— И все же держат его?

— Держат за доносы. Умные люди не подходят к кехму на пушечный выстрел, а моя знакомая...

— Слишком доверчивая?

— Она святой человек. Наивна, простодушна, доверчива.

94

Но чтобы из-за нескольких подлецов осуждать всю интелли генцию... Простите меня, Елена Артемьевна, это нелепость.

— Я не сужу всех интеллигентов. Я просто говорю, что много некрасивых поступков совершают они, а точнее — мы с вами. Жертвы мы или палачи, сами ли мы виноваты, или кто другой повел нас на этот путь, вина прежде всего лежит на нас. Мы говорили о Достоевском, и мне вспомнился вопрос Ивана Карамазова: можно ли убить ребенка, беспомощного, плачущего, ласкового?

— Эк, вы куда хватили! Убить ребенка! Мыслимо ли то дело?! Балбес он, твой Карамазов, хоть и Иван, — с негодова нием воскликнула Аня.

— Анечка, я понимаю ваше возмущение и вполне разде ляю его. Но вы не дослушали меня до конца. Иван не хотел убить ребенка из любопытства или денег ради. Такой ценой он желал купить счастье всему человечеству...

— Какое такое счастье, на крови-то детской? — недоуме вала Аня.

— Иван, видите ли, в мыслях предположил так: дали бы согласие все люди принести в жертву одного ребенка, а в благодарность за это на земле не будет ни войн, ни болезней, ни слез.

— Да кто ж таку благодарность-то даст за дитё неразум ное? Бог? Одни говорят, есть он, другие — нет его. Кого и слушать не знаешь... Сумлеваюсь я... И тем и другим веры не даю. А хочь и есть Бог, на кой ему в жертву ребенка прино сить? Не щенок он, человек поди. Темно говорите, Елена Ар темьевна... Не понять нам.

— Не о ребенке шла речь, а вообще...

— Вообще? — удивилась Аня. — Как понимать-то вас? О

ребенке аль о ком другом вы речь вели?

— Простите меня, Анечка, что я так непонятно разъяс нила. Иван в мыслях, я опять повторяю, в мыслях предполо жил: если бы всех людей поставили перед таким выбором: или вы будете страдать вечно, или, если хотите, убейте ребен ка, и вы будете счастливы. Кому под силу такую плату упла тить? Иван таким вопросом не задавался. Я поясню тебе на примере. Y тебя есть дети...

— Да разве ж только у меня? — перебила Аня.

95

— Ты права. Y одних матерей дети болеют, другие на войне гибнут, третьи сами умирают, четвертые — в утробе матери. Но страдают не только дети. Взрослые гибнут в лаге рях, тюрьмах, больницах, умирают от голода, холода, вшей, снарядов и пуль. Умирают и в мирное время. А сколько нес частий испытывают люди? Муж жену разлюбил, а того жена бросила. А сколько уродов и калек?.. И всего этого не будет, все беды кончатся, если люди согласятся принести в жертву ребенка. Ты бы дала свое согласие на это?

— Да что ж я, зверюга аль волчица какая? — вскипела Аня.

— А если бы твой сын умирал? Согласилась бы ты на смерть чужого ребенка, чтоб сына спасти?

— Страшно, — тоскливо призналась Аня. Она долго мол чала, думала о чем-то своём. — Да ведь как знать... Сердце матери, что воск, а уж твердо — и железо ему в подметки не сгодится... Кабы обо мне речь шла, чтоб помереть значит, а не убить чужого ребенка, — померла бы... А то ведь вы какую трудную задачу даете. Своего-то дитенка, известно, жальче, чем чужого... Родной он...

— Ты прямо ответь, Аня: да или нет?

— Вы, Елена Артемьевна, к сердцу с ножом как тот сле дователь пристали, не могу сказать я.

— Разрешите, я за вас отвечу, — попросила Варвара Ива новна.

Аня радостно кивнула головой и облегченно вздохнула.

— Вы очень прямолинейны, Елена Артемьевна, а это не всегда хорошо. Ане ответить трудно, она — мать. Мне — проще.

Семья погибла, близких нет... Достоевский поставил неразре шимый вопрос, и не потому, что ом неразрешим с помощью формальной логики: кто сделает людей счастливыми, точнее, кому это под силу...

— Пожалуй, никому, Варвара Ивановна.

— Верно, Елена Артемьевна. Никому. А где найти ребенка, и как получить согласие всего мира? Однако нормальная ло гика предусматривает три случая, а в жизни их — миллион.

Давайте посмотрим на вопрос Карамазова с точки зрения формальной логики и с точки зрения жизни или высшей логики. Начнем с последнего вопроса: как получить согласие

96