Я увожу к отверженным селениям

всего человечества на убийство ребенка? Вы скажете: люди убивали и убивают детей в дни голода, мора и бесконечных войн. Сегодня они умирают на глазах отцов и матерей, и серд це родное, готовое за единый вздох ребенка отдать жизнь свою, бессильно ему помочь. Я это пережила дважды... знаю...

И эти матери и отцы разве не согласятся купить жизнь ребен ку своему ценою крови неведомого им малыша? Пожалуй, согласятся. Скверно? Очень скверно. Эгоистично? Куда уж дальше... Но таково человечество, не нам с вами переделы вать его. А если согласятся эти родные, то согласятся и те, кому слишком неуютно живется в нашем мире. А бессовест ные? Они согласны за один день удовольствия пожертвовать чем угодно. А бездумные мотыльки? «Ловите миг удачи, пусть неудачник горько плачет» — вот их символ веры. Равно душные? Они скажут: Марфа согласилась, а мне-то что, боль ше всех надо, как люди, так и я. А за ними потянутся лицеме ры, потянутся с показной слезой и причитаниями: «Мы пони маем всю подлость и негуманность такой жертвы... Но благо родные цели... Счастье человечества... Я — против, я со слезой, будьте все свидетелями, со слезой подписываюсь под согла сием». И завитушку этакую в росчерке сделает, чтобы свой благородный протест лучше выразить. А фанатики всех ма стей? Те и задумываться не станут: во имя идей своих они земле Схмертный приговор подпишут, не только ребенку.

— А как же быть с теми, у кого совесть не напоказ, а и в самом деле осталась. Или таких нет?

— Есть, Елена Артемьевна... Их много, но они слабы... Одни из жизни уйдут добровольно, чтоб не участвовать в этом не потребстве, других — уберут, поскольку они общему счастью мешают, а третьи — промолчат.

— Продадут свою совесть?

— И да и нет. Их спросят: что выгодней (заметьте, не лучше, а выгодней) — счастье миллионов, или смерть одного ребенка? Тот, кто будет говорить так, по формальной логике прав, а по высшей — нет. Миллионы детей погибают сейчас — это так. Однако никто, за исключением убийц, не одобрил их гибель, никто не сослался на суровое время, необходимость и прочее. Честные люди принимают их гибель как печальный, но неизбежный факт. А здесь прямо надо ответить: согласен

97

ты или не согласен с убийством. Дети и раньше гибли без твоего согласия, а этот ребенок погибнет только после твоего одобрения, и ты, вольно или невольно, помогаешь убить его.

Но допустим, человечество перешагнет через эту гору и выска жет свое добровольное согласие на убийство. И тут возникает главный вопрос, а будет ли счастливо оно и нужно ли ему такое счастье? Я думаю, что не будет.

— Почему? — спросила Елена Артемьевна.

— Каждый человек запятнан кровью. Y ребенка есть отец и мать, а иначе эта жертва не будет полной. И мать, и отец добровольно отдали своего ребенка ради счастливого будуще го всего человечества. Не будем говорить о чувствах матери и отца — они понятны... А другие отцы и матери? Когда прой дет всеобщее ликование и восторг, а всякая радость бывает недолгой, они, живя в счастье и довольстве, разве не содрог­