Читаем Я увожу к отверженным селениям полностью

Я увожу к отверженным селениям

— Отпадает. Не такая величина он. При попытке к побегу мелочь всякую убивают, они любят в бега пускаться. Если Е-Ф-118 окончит жизнь самоубийством... Что ж, просчеты бьт-149

вают во всякой работе: не досмотрели. Да, еще одна мелочь.

Y тебя на пересылке четыре вора в законе. Никто из закон ников не знает, что они суки. Один из них дружка своего в спину ножом ударил, другой не поделился уворованным, т р е т и й

— впрочем, прочти списочек, здесь всё написано. — Пол ковник пододвинул Ольховскому машинописный лист. Капи тан углубился в чтение. Он аморщил лоб, беззвучно шевелил губами, читал медленно и очень внимательно, стараясь запом нить каждое слово. Полковник терпеливо ждал. Когда Ольхов ский оторвал взгляд от бумаг, полковник дружелюбно спро сил:

— Прочел?

— Так точно! Разрешите кое-что выписать.

— Не разрешаю. Запомнил?

— Запомнил, товарищ полковник.

— Y тебя память лошадиная... Не подведешь. Теперь ты знаешь все, что надо. Как действовать дальше — ориентируйся сам. Я тебе дам один добрый совет. Если кто-либо из этой четверки, или все четверо сразу, провинится в чем, в карцер их сажай без разговора. Но ненадолго, не переусердствуй с ними. В случае если воры в законе пронюхают, что они суки, — помоги им. Поганые они людишки. Воруют, убивают, доно сят, своих товарищей обманывают, по они наш салили ценный резерв. Мы перевоспитаем этих сук, нарядчиками, коменданта ми сделаем... Воспитателями пошлем в каторжные зоны. Они хоть п воры, а все как один патриоты, контриков ненавидят...

Суки сумеют привить им любовь к Родине, к народу. Эта раз глагольствующая сволочь, интеллигентные подонки, с суками че посмеют разговаривать... Однако, одними словами гору не сдвинешь... Работать надо, и неустанно, а мы заболтались с тобой.

— Разметите идти, товарищ полковник?

— Иди! Трудись! Родина тебя не забудет, — напутствовал полковник стоявтмего перст ним навытяжку капитана.

150

СОН РИТЫ

Рите очень хотелось спать. Она ощущала слабость во всем теле, далее днем ее тянуло ко сну, но сейчас она, борясь с сонливостью, лежала на нарах с широко раскрытыми глаза ми. Иногда ее тело, усталое и голодное, окутывала сладкая дремота.

...Сколько времени? Наверно, скоро утро. Нет, еще темно.

Может, ничего к не случится? Падло выдумал все... Спать хочется. Утром хлеб принесут. Какие здесь горбушки дают?

Маленькие, как в тюрьме, или побольше? Асе есть трудно.

Поест как-нибудь... Где я? Жестко. Тетя Маша поет... Вышел котик погулять, Рите надо засыпать... Рита вышла погулять, надо... засыпать... Не так. Я глаза закрою. И открою, самую капельку... В лесу хорошо. Там цветы, трава. Много цветов.

Павлик больше нарвет... Он добрый, поделится. Грибы, опята...

Мухомор... Какой мухомор? Где я слыхала? Спать нельзя... — успела подумать Рита, все глубже погружаясь в сон.

Рита сознавала, что она лежит в карцере, на голых дос ках, что рядом с ней Ася. Помнила, что сегодня иочыо про изойдет убийство. И в то же время она бродила по лесу вме сте с Павликом. Деревья обступали их со всех сторон. Радостно шумели зеленые ветви, умытые светлыми слезами грибного дождя. Под ногами дремотно колыхалась трава, душистая и сочная. Застенчиво смеялись скромные желтенькие цветы. Где-то рядом притаилась пугливая земляника. Вот ягодка ее, чуть-чуть кокетливая и чистая, выглянула из-под крохотного листка.

Клубком свернулся еж, колючий и неприступный. Любопыт ные опята, как стайка ребятишек, дружелюбно прильнули к старому гшю. Где-то высоко над головой Риты задорно и звон ко запела птаха, словно что-то хотела сказать на своем птичьем языке, и испуганно умолкла. Куда же делся Павлик? Он толь ко сейчас протянул руку к опятам и скрылся за толстым ство лом дерева. Его белая рубашка мелькнула в зелени листвы и исчезла с глаз Риты. Праздничный лес нахмурился. Ни звука.

Торжественная тишина. Как в церкви в будничный день.

— Пав-лик!

151

— А-у-у! Я здесь! — голос Павлика, чужой и надтресну тый, рвется из-под земли.

— Где-е ты-ы? — кричит Рита и сама не слышит своего голоса.

— Я теперь гриб! Белый! Сорви мухомор, Рита! — молит голос Павлика.

— Не тронь, девочка, поганый он.

— Тетя Маша? Как вы здесь?

— Я тебя оберегаю, Рита. Не долго беречь осталось...

— Я хочу к вам, к папе, к Павлику...

— Не торопись... Страшно помирать от веревки... Не догля дела я тогда. Не бери ее в руки, окаянную...

— Карр, карр... Рита умрет...