Я увожу к отверженным селениям

— Ася! Федор Матвеевич — не милиционер! Ты все мо жешь, помоги ему! Он как твой папа, — умоляла Рита.

— Вешают! — рвался крик из соседней камеры.

Дядя Коля, просыпавшийся при малейшем шорохе, поче му-то ничего не слышал.

— Спаси его, Ася!

— Была — не была, а повидаться надо! — со злой удалыо выдохнула Аська и махнула рукой. — Дай башмак, Ритка!

— Зачем?

— Не спрашивай! Снимай! Кричи Ане: пусть лезет на окно и вопит: «Карцер горит!» И ты полезай, Ритка!

— Отпустите Эштея! — приказал Падло Григорич. — Ась ка! Ты — воровка. Не имеешь права...

— А ты — сука!

— Тебе не поверят! Ты баба! Дешевка! Смарают тебя воры!

— Знаю, Падло!

— Чем зажгешь? Пальцем?

— Вата есть? Фитиль затру — огонь будет!

— Не загорится трюм от фитиля. Доски толстые.

— Спирт есть!

— Свист!

— На понт берешь!

— Нет у тебя спирта!

— Где взяла? — забушевала соседняя камера.

— Вчера за обедом ходила в вашу зону. На кухне забрала, у поваров. Покнокайте! — Аська показала небольшой пузы рек. Как видно, раньше в нем было лекарство. А сейчас он был наполнен до самого верха светлой, прозрачной жидкостью.

— Мусора не отняли спирт при шмоне? — усомнился Падло.

158

— Меня на руках приволокли. Не обыскивали. Чего шары вылупила, Ритка? Базлай!

— Аня! Елена Артемьевна! Ася велела кричать в окошко что карцер горит! Y нее огонь есть и спирт! Горим! Карцер горит! — закричала Рита, подбежав к окну.

— Горим! Горим! — вторили ей голоса Ани и Елены Ар темьевны.

Первая кахмера молчала.

— Делайте фраера, братцы! Не подожгут! Забздят! — не истовствовал Падло.

С ближайшей к карцеру вышки раздался набатный звон.

Где-то в зоне прогремел выстрел. Рита, не отходя от окна, иногда оглядывалась на Аську. Склонившись над нарами, Ась ка с неуловимой быстротой катала по доскам подошвой баш мака туго скрученный кусок серой ваты. Она изредка оста навливалась, подносила самодельный фитиль к носу, нюхала его и снова начинала катать. Движения Аськи становились все быстрее. Наконец, после третьей проверки она чихнула, сморщилась и разорвала фитиль пополам. Рита увидела струй ку густого черного дыма. В глубине фитиля тлела золотистая искра. Аська поднесла тлеющую вату к губам. Она осторожно и умело раздувала тлеющий огонек.

— Бросьте фраера!

...Падло Григории... Он испугался... — облегченно вздохну ла Рита.

— Аська! Перестань! Мы не тронем его! Пожалей воров!

— сипло упрашивал Мухомор.

Аська молча сняла старенькое разорванное платье, ста рательно отодрала большой лоскут, расчетливо полила его спиртом и поднесла горящий фитиль. Смоченная в спирте тряпка вспыхнула синим огнем.

— Аська! Сгорим!

— Доски в трюме сухие! С твоей стены начну, Падло! — Ася плеснула спирт на стену и поднесла к ней горящую тряпку.

— Горим! — испуганно завопил Падло.

— Горим! Горим! Горим! — дружно подхватили бывшие законники.

Яркие язычки огня жадно лизали сухое дерево. Они на стойчиво и упорно ползли по стене. Аська стояла на нарах.

159

— Иде горит? И пошто горит? — всполошен но закричал дядя Коля.

— Третья подожгла! Аська! — надрывалась в один голос сучья камера.

— Сгорим — на общие работы пойдешь, дядя Коля! — грозно предупредила Аська.

— Отпирай камеры! — гундосил Падло.

— Ить у меня ключа ночыо нетути.

— Бей в колотушку! Зови мусоров! — истерично взвыл Мухомор.

— Побегу! — согласился дядя Коля.

Над карцерным двором взвился суматошный отрывистый звон.

— Дежурники скоро прибегут, — устало сказала Аська, присаживаясь на нары. — Иди сюда, Рита. Попрощаемся.

— Неужели сгорим?

— Не дадут, Рита. Карцер дорого стоит. Не выгодно им...

Убыот меня.

— Кто?

— Наверно, суки. Дежурники меня им отдадут. Все, что слышала здесь, — забудь. Слово скажешь — убыот дежурни ки. Я на себя поджог возьму.

— А спросят, почему ты это сделала?

— Скажу, с Падлой Григоричем счеты имела.

— Какие счеты? — удивилась Рита.

— Горим! Горим! — вопила соседняя камера.

К горящей стене не приближался никто.

— Никаких счетов! Я с ним на воле ни разу не встреча лась. Только в лагере... Тогда я с законником жила и близко к себе Падлу не пускала.

— А он не скажет, что ты врешь?

— Если Ольховский узнает, что они тут открыто гово рили и ты подслушала — считай конец им всем. А так по жалеют... Пригодятся они начальникам.

— Чего наговаривать на себя станешь?

— Я уже придумала... Тяжелую нахалку на себя беру.

Стыдно... Поверит Елена Артемьевна — последним челове ком считать будет.

— Не оговаривай себя! Ася... Родная!

160