Я увожу к отверженным селениям

— Промолчу я — тебя, Ритка, убьют... Не верь ни одному слову, что я начальнику сегодня скажу... Правду нельзя гово рить... Елене Артемьевне расскажи все, как было... Ей одной...

— Я останусь с тобой, Ася.

— Живи, Рита... Тебя в глубинку пошлют... Кому же мы сегодня помогли?

— Не знаю, Ася... Жарко...

— Горим, потому и жарко... Врала Аврора, что я складняк у Елены Артемьевны спрятала... Надоела мне воровская жизнь.

И феня надоела! Я хотела на доктора выучиться... Кукол лечила... Y тебя были куклы?

— Мало... Тетя Маша дарила. Мы бедно жили.

— А у меня — много... Папа привозил. Всегда. Всегда...

Такие смешные. Хорошие. Врет Аврора, что расстреляли его.

Жив он! Может, и ему кто поможет? Не увижу я его... А он все равно живой! Идут! Первую отпирают... Вторую... Нашу...

— Вылетай во двор! — зычно крикнул надзиратель.

Ася спокойно и неторопливо надела платье.

— Кому говорят!

— Не суйся, начальник! Сгоришь! — насмешливо проце дила Аська.

— Что будет? — прошептала Рита.

— Не бойся...

— Выпуливайся, тварь! — торопил надзиратель.

В карцерном дворе сидело две кучки людей — мужчи ны отдельно, женщины — отдельно. Бывшие воры в законе молчали. Поодаль от них кто-то лежал па зехмле.

Федор Матвеевич, — догадалась Рита. Она попыталась заговорить с Аней, но надзиратель резко оборвал ее.

— Пришибу! На суде наговоришься, контрик!

— За что судить-то ее? — ахнула Аня.

— За поджог!

Прошло минут десять. Из карцера выходили надзиратели с пустыми ведрами в руках. Молчания не нарушал никто.

...Куда же они теперь нас? Неужто обратно в камеру?

Там Падло... Жив Федор Матвеевич?

— Откройте! — приказал мужской голос за забором.

Один из надзирателей поспешил к карцерной калитке. Не много помешкав, он кого-то впустил во двор.

161

— Ольховский пришел. Его голос... — предупредила Аська.

— Что у вас случилось? — хмуро спросил Ольховский.

— Подожгли карцер, товарищ начальник! — отрапортовал надзиратель.

— Лодыри! Бардак развели! За всем я должен смотреть!

Поспать даже не дадут... Кто поджег?

— Заключенные бабы из третьей камеры, товарищ началь ник. И еще...

— Что еще? — насторожился Ольховский.

— В четвертой придушили одного заключенного.

— Насмерть?

— Никак нет, товарищ начальник. Дышит...

— Живой? — скрипнул зубами Ольховский. — Кто под жег?

— Я, — поднялась Аська.

— Ты-ы? Фамилия? Статья? Кто помогал? — злобно рас спрашивал капитан.

— Верикова. Пятьдесят восемь четырнадцать через сем надцать. Побег и лагерная мастырка. Воровка я. Мужик мой, Пава Инженер, — вор в законе.

— Кто помогал? — нетерпеливо спросил Ольховский.

— Никто. Сама я. Воробьева фитиль не умеет закатывать.

Убейте ее — она огонь не замандячит.

— Почему подожгла?

— Падло Григории из четвертой — вот он сидит — на воле огулял меня нахалкой. Изнасиловал по-вашему. Может, сифилисом наградил. Ты посмотри, у него нос провалился. Де сять кусков, тысяч значит, отнял у меня. Грозился мужику моему сказать, что я по согласию ему дала... Сделал бы меня Пава... Ночью проснулась, покнокала в щель: Падло какого-то фраера душит... Я надумала заложить его, позвать дежурни-ков. Воробьева спала. Я ее за космы схватила и заставила базлать, что Падло человека убивает. Она заорала... В других камерах услышали ее голос — тоже завопили. Дядя Коля не шел...

— Почему ты не подошел, когда заключенные звали? — мрачно спросил Ольховский.

Дядя Коля испуганно съежился.

— Ить я спал, гражданин начальник.

162

— Тоже мне, заведующий карцером. Спит, как барсук, а они безобразие творят. Говори, Верикова.

— Y меня была вата из телогрейки. Серая. Белая не го рит, сколько ее ни три, и спирт...

— Где взяла?

— Вчера, когда за баландой ходила, стащила у поваров.

Вижу, дяди Коли нет, решила поджечь трюм, чтобы Падлу за убийство судили... А то потом откажется он... Скажет, тот фраер сам повесился... Воробьева увидала у меня фитиль и спирт — обхезалась в штаны... Просила меня... плакала: «Асеч-ка, не поджигай». Буду я слушать всяких фраерих...

— Ты не врешь, Верикова? Может, Воробьеву защища ешь? — вяло спросил капитан.

— С чего это вдруг я за фраершу мазу держать буду!

Я б ее первую по делу взяла. Спала она. Спросите у четвертой...

— Точно спала, начальник. Я сам видел через щель, — торопливо подтвердил Падло.

— Тебя не спрашивают — помолчи. Каторжника из чет вертой — к лекпому.

— Он не дойдет, товарищ начальник, — запротестовали надзиратели.