Я в любовь нашу верю...(СИ)

— Ни капельки! Чувства ее были безответны, хотя порой Минако казалось, что Алан смотрит на нее как-то иначе. Но я полагаю, что она всегда была для него японской школьницей, приехавшей в Лондон по программе обмена и поселившейся на год в его семье. Не более. Она — подросток, он — взрослый парень. Но эта история о неразделенной любви не превратилась бы в историю большого разочарования, если бы не объявившийся в городе маньяк, что насиловал и убивал светловолосых и синеглазых школьниц. И Минако стала его потенциальной жертвой.

— Ого! — не сдержалась Кино.

— Да-да, — кивнула Хино. — И после того, как она едва не стала следующей в списке жестоко убитых школьниц, к ней приставили молодую практикантку из полиции — Катарину. Минако, Алан и Катарина проводили вместе очень много времени, и Айно искренне считала практикантку своей подругой. Но это продлилось недолго. Маньяк все же добрался до Минако…

Все ахнули, в том числе и Ами, что слышала эту историю уже не в первый раз. Даже Усаги заинтересованно прислушивалась, то и дело оборачиваясь к идущим позади.

— Нет, он не убил ее, как других. Уж слишком долго он выслеживал нашу подругу, чтобы просто лишить ее жизни. Нет. Маньяк запер ее и еще двух девушек в старом заброшенном здании и начал выдвигать свои требования властям и полиции. В противном случае он обещал убить всех в том здании. Алан и Катарина были там, среди полицейских. Они не уследили за Айно, и та стала легкой мишенью. Пока похититель отвлекся на ведение переговоров, Минако удалось высвободиться и развязать двух других пленниц. Они сбежали через окно туалета. И вот как раз в тот момент, когда наша подруга вылазила последней, прогремел взрыв, и ее выбросило взрывной волной. К счастью, она отделалась лишь ссадинами и легкими ожогами. А потом Минако, приходя в себя, услышала, как Алан утешает рыдающую Катарину. Они думали, что Айно погибла при взрыве, который устроил сам маньяк. Кстати, он не собирался выдавать своих жертв, оттого и решил подорвать себя и троих блондинок. Из диалога Алана и Катарины Минако поняла, что они встречались у нее за спиной. А последовавшие поцелуи и вовсе укрепили ее в своем мнении. Ну а потом Айно нашли, отправили в больницу… А после, подлечившись, она и вовсе отправилась домой с разбитым сердцем.

— А что же Алан и Катарина? — спросила Мако.

— Их радости не было предела, когда они узнали, что Минако жива. А она сама отказывалась разговаривать с ними. Попросила лишь людей из посольства забрать из дома Алана ее личные вещи, — пояснила Рей.

— Эти двое так и остались вместе?

— Думаю, да, — поколебавшись, ответила Хино. — Минако не касалась этой темы.

— Мда… — протянула Мако, вновь пнув камешек. На этот раз он, отскочив от резиновой подошвы кроссовок, ударил по ноге Усаги, и Кино смущенно извинилась, когда Цукино рассерженно повернулась к ней. — Есть в этом какая-то некрасивая симметрия.

— Или же, как говорили древние, все повторяется с каждым витком истории, — многозначительно произнесла Ами.

— Увы, с нами повторяются лишь самые плохие вещи, — подхватила Рей мысль Мицуно. — Такое происходит, если мы не усваиваем уроки судьбы.

— А вот мне кажется, что судьба должна нам, — качнула головой Мако. — Если бы мы все пустили на самотек или сложили руки, отказываясь сражаться за добро и справедливость, судьбе не кому бы стало давать свои уроки.

— И то верно, — согласилась Хино, и этой темы они больше не затрагивали, хоть она и заставила их крепко задуматься.

Мамору читал газету, когда к нему на диван с разбегу запрыгнула Усаги и ласково, словно котенок, потерлась щекой о его плечо. Затем, чмокнув парня в щеку, переплела его пальцы со своими и уставилась в газету, пытаясь принять заинтересованный вид.

— Что читаешь? — спросила она, лениво растягивая гласные.

Чиба скосил глаза в ее сторону и едва не поперхнулся заготовленным ответом — на мгновение ему показалось, что рядом с ним сидит Минако и смотрит на него полными любви и искренности глазами. Но, моргнув, Мамору разогнал морок и, с трудом вернув контроль над своей речью, произнес:

— Зачем ты распустила волосы?

— Тебе не нравится? — надула губки Усаги, отстраняясь и перекидывая длинные, пшеничного цвета волосы через плечо.

Мамору улыбнулся уголком рта и притянул ее к себе, поглаживая большим пальцем порозовевшую от удовольствия щеку девушки:

— Я люблю тебя любую, Усаги Цукино.

— Я хотела как лучше. Тебе ведь не нравились мои оданго… — продолжала бубнить она, прикрыв глаза от удовольствия.

— Не припомню, чтобы когда-то говорил об этом, — произнес Чиба, притягивая девушку к себе. Та положила голову ему на плечо.

— Говорил, — пробормотала она. — Ты называл мою прическу «булочки-косички».

Мамору расхохотался, и Усаги недоуменно воззрилась на него.

— Ну что? Правда ведь! Еще скажи, что не говорил! — воскликнула она.

— А ты вполне упрямо твердила, что это твоя фишка, — проговорил он сквозь смех. — Что тебя легко узнать именно по этим длинным хвостикам. Так почему же ты не носила их мне назло?