Я в любовь нашу верю...(СИ)

Это были последние слова, которые услышал мальчик из уст Наоко. В следующие мгновение раздались пронзительный визг тормозов и режущие слух длинные гудки клаксонов — автомобиль какого-то лихача вынесло на встречную полосу. Отец, что-то в отчаянии выкрикнув, резко вывернул руль вправо, намереваясь уйти от столкновения. Автомобиль закрутился волчком по скользкой от укатанного снега дороге и врезался в грузовой фургон. Водитель фуры не успел затормозить, и машина Чиба оказалась смятой сильнейшим ударом. Мамору на заднем сиденье подбросило вверх, от удара головой в глазах его зарябило, и он лишился сознания. В ушах звенел сдавленный крик матери… Предсмертный, как он потом с ужасом понял. А тогда вокруг него сгустился спасительный мрак, и маленький Чиба не противился ему.

Очнулся он уже в больнице, среди белых стен безликой палаты — совсем один, и страх сжал его сердце. Нестерпимо-пульсирующе болела голова, и Мамору, подняв руку, нащупал тугую марлевую повязку и тут же поморщился от яркой вспышки боли, пронзившую едва ли не каждый его нерв.

— Мама?.. Папа?.. — пересохшими губами прошептал мальчик и беспомощно оглянулся по сторонам. Родителей, впрочем, как и докторов, поблизости не было, и это лишь усилило его болезненную тревогу, сорняком прораставшую в душе. Мамору, откинув краешек тонкого больничного одеяла, спустил босые ноги на покрытый линолеумом пол и, замирая, прошлепал до двери. Распахнув ее, он тотчас же окунулся в кипевшую в коридоре суету. Все куда-то спешили, громко и отрывисто переговариваясь; пробегали медсестры в розовых халатах, толкая перед собой каталки или ловко пробираясь между менее расторопными людьми с пакетами с какой-то прозрачной жидкостью… Одна из них отделилась от общей суеты и подбежала к мальчику:

— Что ты здесь делаешь, да еще и босой? — произнесла она, укоризненно поцокав языком и, вцепившись в плечо Мамору, развернула обратно. — Возвращайся-ка к себе, дружок.

— Но… — возразил маленький Чиба, — где мои родители?

— Родители? — переспросила медсестра и бросила взгляд на прозрачный «кармашек» на стене у входа в палату, где лежала карточка с историей болезни Мамору. По ее лицу тут же пробежала легкая тень, и женщина с сочувствием взглянула на ребенка. — Скоро ты все узнаешь. А пока, будь добр, вернись в палату, пока не простудился.

Мамору пришлось повиноваться. Взобравшись с ногами на кровать, он сел по-турецки и принялся ждать, снедаемый растущей с каждой минутой тревогой. Чиба и сейчас помнил, как мучительно долго тянулись минуты, как они складывались в часы… А новостей все не было. Казалось, что о нем забыли, что он так и останется в этой холодной палате, но вот открылась дверь, и в палату вошло несколько людей в белых халатах. У всех до одного были скорбные лица, и маленькое сердце мальчика еще сильнее сжалось в недобром предчувствии, да так, что волком выть хотелось. Мамору смотрел на докторов глазами, полными надежды, но ошеломляющая истина, которую они преподнесли ему как можно мягче, стараясь не травмировать хрупкую детскую психику, все равно обрушилась на него со всей немилосердностью жестокого мира.

«Его родители погибли. Врачи боролись за их жизни, но так и не смогли спасти. Он теперь сирота».

Словно небо упало на мальчика, когда он прокручивал в голове эти мысли. Мир вокруг него бешено завертелся, точно карусель, голова пошла кругом, и все вокруг Мамору стало большим и чужим, неприветливым. Отныне он был один в этом мире — шестилетний ребенок, круглый сирота. И помощи ждать было неоткуда.

Маленький Чиба заплакал. Он рыдал, оплакивая свое прошлое и горькое настоящее, что грозилось стать туманным, крайне неопределенным будущим, где ему пришлось бы самому пробивать дорогу к звездам. Смерть родителей оборвала его недолгое счастливое детство, лишив крыльев за спиной. Мамору плакал так до тех пор, пока не выбился из сил и не уснул, свернувшись калачиком на покрывале больничной койки.

А потом — безрадостные годы в детдоме, куда его определили органы опеки. Других родственников у Чибы не было, и до самого совершеннолетия трехэтажное строение из серого камня стало его домом. Некоторое время Мамору держался особняком от других детей, не вступая в их игры. Вместо этого он мог часами просиживать над книгами, уделяя немало внимания учебе. Чиба помнил слова матери о важности хорошего образования и теперь отчаянно цеплялся за них, точно знал наверняка, что родители наблюдают за ним с небес.

Позже все изменилось, и Мамору, воспряв духом, обзавелся несколькими товарищами, но не друзьями. Он боялся пускать кого-либо в свою жизнь, в глубине души отчаянно боясь очередной потери. Но время шло, Чиба достиг совершеннолетия и покинул стены детского дома. Согласно завещанию родителей, все имущество после их смерти досталось ему, и Мамору вновь переступил порог своего дома — уже в качестве законного владельца.