…Исаковский и Кулешов премированы Детиздатом за поэму «Цимбалы» (20 тысяч рублей). Вернулся третьего дня Сурков. Правда, ничего нового по поводу Сталинских премий он сказать не мог мне. Он говорит, что Поликарпов обещает новости дней через десять. Что же касается Фадеева, то он рассказывал об успехе чтения, который выпал в Комитете на долю «Теркина». Ты, вероятно, знаешь, что членам Комитета представленные вещи читаются артистами для ознакомления. И вот что бы ни читалось до или после «Теркина» – все выглядело серо и скучно. Общее мнение – «Теркин» на первом месте.
Сегодня я узнала от Фадеева подробности читки. Читал артист Дорохин (заслуженный артист республики, лауреат Сталинской премии по кино). Все члены Комитета расценивают поэму высоко. Она на первом месте среди выдвинутых вещей. Возражения есть со стороны Храпченко, который помнит еще 1942 г., когда против вещи выдвигались какие-то политические мотивы. Во всяком случае, как говорит Фадеев, и Тихонов и сам Фадеев лично указывали, что вещь с тех пор переделывалась, что в настоящее время она завершена и звучание ее несколько иное. Однако я чувствую по словам Фадеева, что Храпченко может оказать давление на результат голосования. Что опасность для «Теркина» есть – на это закрывать глаза нельзя.
Вчера по радио передали сообщение о завершении операций на твоем фронте. Куда-то теперь понесут тебя твои ноженьки? Сурков пошутил в разговоре со мной, что, пока пленум, – война может кончиться, и ты приедешь уже совсем. Но мне кажется – это весенние настроения. Еще немец время протянет…
…Получил открытку твою в ответ на письмо, посланное с Бубенковым. Хотел бы знать, получила ли ты, наконец, главу «По дороге на Берлин» и какое твое мнение о ней. Сейчас у меня в разгаре работа над новой главой, подсказанной впечатлениями победы на нашем фронте. Был на том мысе с очень трудным и уже забытым всеми названием Кальхольцер-Хакен, где были кончены последние в Восточной Пруссии (кроме Кенигсберга) немцы. Должна быть хороша глава, а главное, она будет тем, без чего я не мог закончить свою длинную песню – главой победительного пафоса, хоть он и выражен будет через описание всего лишь бани русской за границей. Сейчас у меня, по-видимому, будет несколько деньков для работы, – ездить, покамест, некуда, а что дальше будет, никто того не знает.
Зеленеет трава, распускаются почки на деревьях – натуральная весна со всем ее тревожным и радостным ощущением уходящего времени. Уже пообвык на чужбине, но все же очень тоскливо. Приезд в Москву теперь уже связывается только с мечтами о возвращении с войны. Будет ли это, когда вдоль Белорусской дороги распустятся березки, или еще когда, но вряд ли удастся что-либо раньше.
Валя радует меня и своими школьными успехами, и просто своими письмами, – они уже по-взрослому подробны, свободны по стилю, как разговор, и вообще хороши. Наверно, у нее тот период жизни, когда приятно по новости писать кому-то и ожидать от кого-то письма. Вот и выросла дочка, в сущности, без меня. Относительно Ольги, позволь тебе напомнить еще раз: как ей не избаловаться, младшей, от всеобщих похвал и прочего. Конечно, говорю это не потому, чтобы мне было жалко чужих и своих похвал на нее, а из родительской тревоги, бесплодной, может быть…
Прошелся по всему от начала, вставил и убрал кое-что, продолжить успел только одной строфой (после: «Дай! Дай!»)…
…Период на тему, как бить немца, а добил – и отдыхай, умывайся, – слазь с огневой долой.
В дополнение к письму хочу тебе сказать, что все, присланное тобой, Бубенков вручил мне. Спасибо большое за письма и подарки.
Я почти уж закончил новую главу <«В бане»>, она, кажется, весьма удачна будет. Уж тем хороша, что после нее потребуется только заключение…
…К письму был приложен очерк «Настасья Яковлевна», который мне понравился и который я, конечно, дам «Известиям».
…Главных новостей пока нет. Но вот тебе сообщение, которое, наверно, порадует: Чкаловское издательство намеревается издать «Теркина». Конечно, тираж маленький (10 тысяч экз.), но хоть этот край почитает «Теркина». И потом это приятно с другой стороны – это начало той популярности, которую будет иметь поэма во всех уголках Союза по окончании войны.
Вчера вечером позвонил Б.Л. Пастернак. – Если у Вас задумано письмо, – прибавьте от меня привет и большое спасибо за внимание. Вообще, видимо, был тронут твоей похвалой. Сам он тоже собирается писать, но, видимо, на всякий случай, решил обеспечить местечко в моем письме.