Я вернулась, Господи! (сборник)

Встречать их в аэропорт приехала мама. Еще издалека Ирочка заметила, как она осунулась и постарела. Впрочем, и сама Ирина выглядела не лучшим образом. Морщинки возле глаз, щеки опали, уголки губ опустились вниз, кожа на лице стала сухой, как пергаментная бумага.

Мама кинулась Ирочке навстречу, крепко обняла, пряча лицо. Ирочка по ее поведению старалась понять, знает мама что-нибудь или нет. Может быть, Костик все-таки ничего не рассказал.

— Как долетели? — голос у мамы заметно дрожал, и Ирина решила, что мама все знает. Она метнула на Костика сердитый взгляд. Зачем? Зачем было расстраивать маму? Костик сделал вид, что ничего не понял.

Было уже поздно, и решено было взять от аэропорта такси. Мама поехала вместе с Ирочкой на квартиру.

— Мама, уже поздно, поезжай домой, — слабо протестовала Ирина. Больше всего на свете она хотела остаться сейчас одна, а не слушать мамины бесконечные разговоры и увещевания. Да и что нового она может Ирочке сказать?

— Папа будет волноваться. — Видя, что мама никак не реагирует, Ирочка заговорила резко и раздраженно.

— Нет, я предупредила его, что скорее всего останусь у тебя ночевать.

— Зря ты это затеяла. Я очень устала и хочу спать. — Ирочка злилась.

— Вот и правильно, тебе надо выспаться. Завтра рано вставать. Я приготовлю тебе завтрак, провожу на работу, а потом поеду домой. — Мама была неумолима.

Работа! Лучше бы мама не упоминала о ней. Ноги просто отказывались вести Ирочку туда. Смотреть в злорадное лицо Валентины Игоревны, увидеть эту Наташу. А Лида чем лучше? Лезет со своей дежурной жалостью и отстраненным участием. Больно надо! А Павел? Ирочка не представляла, как сможет посмотреть ему в глаза. Может быть, взять больничный? Но ведь мама неспроста осталась у нее ночевать. Пойти завтра в больницу она Ирочке не позволит, да еще чего доброго поедет ее провожать до работы.

Едва раздевшись, Ирочка уселась в кресло и прикрыла глаза. Если бы не мама, с каким удовольствием она сейчас выпила бы пива, да и за шкафом у нее, как всегда, припрятана бутылка. Выпить — и гори все синим пламенем. Работа, Павел и любовь его, горькая как полынь.

— Хочешь, я поджарю тебе гренки? — Мама гремела на кухне чашками.

— Я же сказала, я ничего не хочу.

Мама все-таки принесла две чашки крепкого ароматного чая. В комнате запахло мятой и липой.

— Сейчас самое милое дело попить чая с травами. Твоя прабабка, а моя бабушка очень любила травяные чаи и меня к ним приучила. Ты пей, это наш фирменный чай.

Да, Ирина помнит, что в детстве мама все время заваривала чай с травами: ромашка, мелисса, чабрец, мята. А еще малиновые и вишневые листочки, зверобой, фиалка. Это уже потом, когда Ирина переехала от родителей, она пила все больше магазинный чай. Быстро, не надо возиться с заваркой, кинул щепотку прямо в чашку и пей.

Ирина отхлебнула глоток. Горячо и вкусно, совсем как в детстве.

Мама поставила ей на колени блюдце с печеньем.

— Ты знаешь, мы ведь из дворянского рода. Наши предки получили дворянскую грамоту из рук самого Ивана Грозного. Род старинный, именитый. А прапрапрабабка Александра чуть было все не испортила. Полюбила купеческого приказчика.

Ирина слушала с интересом. В детстве мама ей этого не рассказывала. Да это было и невозможно, в советские времена такое родство, наоборот, скрывали. Ну а потом Ирине было не до семейных преданий. А тут оказывается, она самых что ни на есть голубых кровей.

— Александра была женщина оригинальная. Красавица, умница, великолепная наездница, мастерски стреляла из пистолета. До революции у них был двухэтажный домик на Моховой, свой выезд, прием по вторникам. А тут взяла и влюбилась. Да в кого? Естественно, родители на дыбы. А она твердит свое: «Не разрешите мне с ним обвенчаться, утоплюсь. На всем скаку да прямо в Яузу». Как и сыграли свадьбу, хотя отец Александры зятя не принял. Не допускал к себе и сам к дочери в гости не ездил. Зять, впрочем, через два года умер, оставив у Александры на руках маленькую дочку. Дочка оказалась как две капли воды похожа на своего именитого деда, тут уж он и оттаял. Во внучке души не чаял. Александра вскоре влюбилась в высокопоставленного польского дворянина и уехала с ним в Польшу, оставив ребенка родителям. Потом уже они перебрались с мужем во Францию. А девочка эта выросла, вышла замуж и родила еще одну девочку, твою бабушку. Бабушку ты, наверное, помнишь. Была она не столь оригинальна, как ее далекая родственница, но уж воспитана, я тебе скажу, по лучшим дворянским правилам. Все родственники любили приезжать к ней на воскресные обеды. Обязательно белая накрахмаленная скатерть, фарфор, хрустальные бокалы, кушанья отменные, всегда несколько перемен блюд. Не терпела громких разговоров, споров и пьянок. На стол выставлялась только легкая наливка да шампанское по великим праздникам.

— Мама, я понимаю, к чему ты клонишь. — Ирочка поставила пустую чашку с чаем на стол, нарочито громко пристукнув донышком о столешницу.

— Да ни к чему я не клоню, — мама продолжала спокойно пить чай, — я просто тебе рассказываю.

— Нет, не просто, — заупрямилась Ирочка.

— А разве тебе не интересно было послушать про своих предков?

— Мама, не хитри. Только не надо начинать этот разговор. Я и сама все прекрасно понимаю.

— А если понимаешь, зачем тогда делаешь? Я действительно не хочу начинать этот разговор. Ты взрослая женщина, самостоятельная, очень талантливая. И я прошу тебя: подумай, ты губишь себя. Это страшная болезнь, с ней очень трудно бороться. Мы поможем тебе, но и ты должна помочь самой себе. Ты должна захотеть стать снова нормальной. И потом, Господь…

— А я что, ненормальная, что ли? — закричала Ирочка, вскочив с места. — Твои подозрения меня оскорбляют. Ты унижаешь меня этим. Я не пьяница. — Голос у Ирочки сорвался, она заплакала злыми слезами.

— Ирочка, ты же знаешь, что это не так. Не обманывай хотя бы саму себя. — Мама тоже готова была заплакать.

— Отстаньте от меня, — всхлипывала Ирочка, — не лезьте в мою жизнь. Я сама знаю, что мне делать.

— Хорошо, — мама собрала рассыпавшееся по полу печенье, взяла чашки и ушла на кухню.

Больше они за весь вечер не сказали ни слова. Мама постелила себе на диване, и Ирочка слышала, что она долго ворочалась, вздыхала, несколько раз вставала попить воды. Ирочка забылась только под утро, проснулась поздно, едва успела привести себя в порядок. Выпила чашку пустого чая и, не проронив ни слова, помчалась на работу.

В кабинете еще никого не было. Только Лида сидела за столом.

— Вот заскочила взять кое-какие бумаги. Сейчас поеду в дом творчества. Там организована выставка детских работ, — она говорила быстро, стараясь не смотреть на Ирочку. — Как съездила? — спросила она, поднимаясь со стула.

— Нормально.

— У нас тут деньги на вечеринку собирают. Восьмое марта скоро. Пойдешь?

— Не знаю.

— Вот еще — не знаю, — Лида задержалась у порога, — самый наш женский праздник, а она не знает. Видела в коридоре, какую стенгазету сделали?

Стенгазету Ирочка заметила. Огромная красная восьмерка была вырезана из блестящей бумаги, в центре — поздравления коллег. Наверное, и для нее что-нибудь написали. Надо будет почитать. Хотя разве ее это интересует? К чему ей поздравления и пожелания, которые вряд ли когда-нибудь сбудутся.

— Павел Григорьевич еще не пришел? — Ирочка пыталась поймать Лидин взгляд.

— Его не будет до седьмого. Но обещался прийти на праздник, — Лида впервые посмотрела на Ирочку прямо.

— А новая сотрудница? — У Ирины пересохло в горле.

— Коже должна прийти перед праздником. — Лида вернулась к столу и, не поднимая головы начала рыться в бумагах на столе.

Ирочка хмыкнула.

— Понятно.

— Да плюнь ты. Этого надо было ожидать. Разве я тебе не говорила? — У Лиды в голосе прозвучали жалостливые нотки.

— А я вот этого не ожидала. — Из глаз Ирочки готовы были вот-вот брызнуть слезы, но она взяла себя в руки. В кабинет входила Валентина Игоревна.

Кивнув коллегам, она молча уселась за стол и принялась что-то писать. Лида, отыскав наконец нужные бумаги, ушла. Ирина бездумно смотрела в окно. Убежать бы сейчас домой, на свою уютную кухню, чтобы никого не видеть, ни с кем не разговаривать. Какой уж тут праздник?! Да и взглянуть в лицо новой пассии Павла выше ее сил.

— Ну что там в Воронеже? — Валентина Игоревна подозрительно прищурилась.

— Отлично, — Ирочка тряхнула головой.

А вот и дудки! На вечеринку она пойдет. И еще посмотрим, кто будет счастливее. Ирина еще поборется за свою любовь. Ведь не зря же были и страстные ночи, и нежные слова, и искра, возникающая между ней и Павлом всякий раз, когда они встречались.

Вечером Ирина вытащила Костика на прогулку. С неба сыпались прозрачные, как стекло, капли дождя, но они все равно гуляли больше часа. Вспоминали молодые годы, Костик рассказывал о своих студентах, а Ирочка поведала ему о своей знаменитой прародственнице.

— Сударыня, мне с вами как-то неловко рядом находиться, — шутливо присел в поклоне Костик, — оказывается, вы дама голубых кровей.

— Ну, не совсем голубых, — подхватила шутливый тон Ирочка, — с примесью плебейской. Не забывай о приказчике.

— А найти французских родственников не пробовали? — Костя был несказанно рад, что Ирочка немного отвлеклась и как-то даже повеселела.

— Мама говорит, что в советские времена это было невозможно. А сейчас тоже проблематично — все связи утеряны.

— Мне кажется, этим можно заняться. Было бы желание. — Костик выжидательно посмотрел на Ирочку.

— Посмотрим, — уклончиво ответила та.

Ветреный и дождливый вечер принес Ирочке умиротворение, даже домой уходить не хотелось. Да и что там делать? Сидеть одной целый вечер и опять думать, думать, думать. Поэтому она не отпускала Костика, пока совсем не замерзла. Костик тоже потирал холодные ладони, прятал лицо в шарф. Но не жаловался. Послушно бродил с Ирочкой по темным мокрым улицам. Ирочка была благодарна ему за терпение и понимание.

Дома она сразу нырнула в постель и попыталась заснуть. Странно, но ее мысли крутились не вокруг Павла. Ирина думала о Боге, о влиянии настоящей крепкой веры на сердца людей. И впервые не почувствовала раздражения и неприятия. И тут же неожиданно быстро уснула.